Владимир Кудрявцев - Избранные труды [сборник]

Разновидностью данной теории является концепция криминологов ФРГ о предрасположении к преступлению (Anlage).

По мнению западногерманского криминолога Экснера, у привычных и опасных преступников имеется предрасположение к преступлению. Anlage – фактор биологического развития.

Другой криминолог ФРГ Зеелиг делит всех преступников в зависимости от степени выраженности предрасположения к преступлению на четыре группы. I группа (1–2 %) имеет наибольшую степень предрасположения к преступлению, поэтому принадлежащие к ней лица совершают преступления независимо от внешних условий. II группа (30–40 %) – с малой степенью предрасположения; лица, к ней принадлежащие, совершают преступления лишь под сильным давлением внешних условий. В III группе (0–1 %) – предрасположение средней степени, ее члены совершают преступления также при среднем воздействии внешней среды. IV группа (50 %) – не совершает преступлений даже при острой неблагоприятной ситуации, так незначительно у них предрасположение к преступлениям.

Отсюда, по расчетам Экснера, половина человечества оказывается потенциальными преступниками [1267].

О преступных наклонностях писал также американский биокриминолог Д. Абрахамсен. В книге «Who are the Guilty» (N. Y., 1958) он отмечал, что преступный акт равен криминальным наклонностям плюс ситуации, деленным на умственное сопротивление субъекта.

Э. Шур вслед за другими криминологами-социологами оценил формулу Абрахамсена «умозрительной» и «фантастичной», ибо весьма сомнительна возможность определения «преступных наклонностей». Представления Хутона, Абрахамсена, Шелдона и др. биологов, по мнению Шура, «выпадают из общей линии развития нашего знания о меняющихся моделях поведения индивидов, о сложном разнообразии преступлений и о том, что преступник сам подвержен влиянию изменений в уголовном праве» [1268].

Фрейдистские теории преступности получили распространение с начала нашего столетия под влиянием учения австрийского врача-психиатра Зигмунда Фрейда (1856–1939). Суть его теории состоит в том, что человек с рождения биологически обречен на постоянную жестокую борьбу антисоциальных глубинных инстинктов – агрессивных, половых, страха – с моральными установками личности. Эта борьба получила у Фрейда мифологические наименования «комплекса Эдипа», «комплекса Герострата», «комплекса Электры». Под влиянием этих комплексов (современные психоаналитики называют их «комплексами неполноценности») лица, не сумевшие удержать свои подсознательные антисоциальные влечения, совершают преступления [1269].

Активными сторонниками фрейдизма в криминологии США в 40–50-х годах были Абрахамсен, Карпмен, Зильбург. Комплексами неполноценности особенно часто объясняется преступность несовершеннолетних и насильственные преступления. Конфликтная обстановка в семье, в отношениях между родителями и их отношении к ребенку оказывается, по мнению фрейдистов, решающей для прочного, позже уже не устранимого чувства агрессии и заброшенности, порождающих преступность. Поскольку, по учениям фрейдистов, личность человека формируется в младенческом возрасте, то отношение матери к сыну и сына к матери («комплекс Эдипа»), а также отца к дочери и обратно («комплекс Электры») рассматривается тем роковым формирующим фактором, от которого человек не может избавиться всю свою жизнь. Комплексы неполноценности в виде агрессивности («комплекс Герострата») и либидиозности (либидо-половой инстинкт) выступают, по мнению криминологов-фрейдистов, причиной совершения насильственных и половых преступлений.

Современные криминологи фрейдистской ориентации, посильно затушевав новейшей медицинской терминологией наиболее мистические стороны учения Фрейда, подняли на щит своего идейного вождя, усиленно спекулируя на росте психических «болезней цивилизации» в век научно-технической революции.

В капиталистических странах ныне действительно неудержимо растет число психических заболеваний и невроз. Так, по подсчетам Всемирной организации здравоохранения в лечебницах Европы содержится около 2 млн психически больных. В США каждая вторая койка занята психически больным, а каждый десятый американец страдает какой-либо формой психического расстройства. Если в 1935 г. на 100 тыс. населения приходилось 408 нервно-психически больных, то в 1966 г. это число возросло до 642. В Англии имеется около 135 тыс. психически больных. По данным ЮНЕСКО на каждого пациента психоневрологической лечебницы за стенами медицинских учреждений приходится по два человека с теми или иными недостатками. «Этих людей нельзя госпитализировать – они «недостаточно больны», но жить здоровой счастливой жизнью они не могут» [1270].

Высокие темпы жизни, вызванные научно-техническим прогрессом, умственная перегрузка при физической пассивности, конечно, создают определенные условия для невротизации и психопатизации населения. Однако эти условия если не в полной, то в значительной мере устранимы посредством достижений того же научного прогресса. Именно так обстоит дело в социалистических государствах, где достижения научно-технической революции успешно соединяются с преимуществами социализма.

Кроме того, и это главное, основной причиной роста невротизма выступает не сам по себе научно-технический прогресс, а капиталистические формы его реализации. Именно поэтому новые антагонизмы, рожденные научно-технической революцией, больше и прежде всего оказывают отрицательное воздействие на трудящихся. Как писали итальянские социологи: «Невроз – это психологическая цена, которую рабочий вынужден платить в наши дни ради того, чтобы монополия могла обеспечить себе непрерывный рост прибылей. Невроз – это один из аспектов обнищания рабочего, у которого в сложных условиях современности общество отнимает даже цель ность его духовного мира, даже нормальное психологическое равновесие» [1271].

По свидетельству Р. Кларка, в районах бедности США количество умственно неполноценных в 5 раз превышает другие районы. В семьях, живущих на пособия, каждый четвертый ребенок психически ненормален [1272].

Отсюда следует, что рост невротизма как сам по себе, так и в роли условия преступности имеет все ту же коренную социальную причину – капиталистическую эксплуатацию. Теперь в отличие от прошлых столетий она приобрела еще более интенсивный, хотя и менее заметный характер: усиленно употребляется не мускульная, а нервная энергия трудящихся.

Понятно, что такой трактовки причин преступности у криминологов-фрейдистов мы не найдем. Зато нет недостатка в общих, бездоказательных рассуждениях о «гнете машин», о «законах техники», дегуманизирующих законы человеческие, «о фрустрации» (крушении надежд) как «канализации» для гнева, недовольства, растерянности и формы самоутверждения в условиях массовой стандартизованной культуры.