Валентин Ковалев - Крупнейшие уголовные дела XX века в США

В прецеденте по делу Шнейдермана отмечалось: «…партия стремилась добиться своей цели мирным демократическим путем и теоретически оправдывала применение силы и насилия лишь как метод предотвращения попытки насильственного контрпереворота, после того, как партия обретет власть мирным путем…»

Применение в данном процессе любого из этих прецедентов полностью исключало виновность подсудимых. Однако в том-то и состоит привлекательность прецедентной системы для правящего класса США, что она предоставляет судье большие возможности для выбора. В огромном массиве юридически значимых решений высших судебных инстанций страны практически против любого прецедента можно выставить другой прецедент, нередко противоположного содержания. Это дает возможность в каждом конкретном случае с помощью так называемого метода конкурирующей аналогии из всего множества соответствующих данному казусу юридических норм выбрать именно ту, которая в наибольшей степени удовлетворяет текущим потребностям буржуазной юстиции [270] Подробнее об этом см.: Ковалев В. А. Буржуазная законность: теоретические иллюзии и судебно-полицейская реальность. С. 19–23. .

В данном же случае таким потребностям отвечали отнюдь не прецеденты по делу Бриджеса (1945 г.) и Шнейдермана (1945 г.). В период, когда они возникли, СССР и США были союзниками во второй мировой войне. Данное обстоятельство в известной мере определяло и политику в отношении коммунистов. После этого все круто изменилось: бывшему союзнику объявлена «холодная война». Это не могло не сказаться и на внутренней политике. Коммунисты, еще вчера сражавшиеся под американским флагом против фашистской Германии, сегодня оказались «подрывными элементами». В таких условиях буржуазную судебную машину гораздо больше устраивал прецедент по делу Денниса (1951 г.), которым санкционировалось применение Закона о регистрации иностранцев 1940 г. по отношению к членам Коммунистической партии США [271] См.: Dennis V United States, 341 U. S. 494 (1951). . И присяжные заседатели безошибочно почувствовали, что от них требуется. В притихшем зале на Фолисквер старшина жюри огласил обвинительный вердикт.

Последнее слово предоставляется подсудимым.

Выступает Элизабет Герли Флинн:

— Ваша честь, моим первым побуждением было желание молчать в течение этого последнего акта процесса над нами, который, по-моему, можно было предсказать еще в апреле 1952 года. У меня, как у собственного адвоката, было много возможностей выступать с изложением своих аргументов. Время, отведенное нам сегодня, по справедливости принадлежит моим товарищам, которые до сих пор еще не выступали. Но я не сомневаюсь, что Ваша честь уже вынес в уме приговор каждому из нас, так что эта процедура, по-видимому, никаких изменений не вызовет…

Вы знаете наше мнение о системе суда присяжных. Я не буду повторять его. Абсолютно немыслимо, чтобы хоть один присяжный занял место на скамье жюри, оставаясь непредубежденным и отважным духом! Отравленные предрассудками, боясь за свое будущее, неспособные воспринимать научные концепции, загипнотизированные сложной юридической терминологией, подавленные лавиной данных, которые они не в состоянии ни запомнить, ни переварить, они судорожно прижали к груди соломенное чучело обвинения, изложенного в заключительной части обвинительного акта. Больше ничего они помнить не хотят. Но мы не заблуждаемся, Ваша честь, когда уверенно говорим, что наше дело правое… В нашей стране поднимается подобно сильному, свежему степному ветру движение против репрессивных законов, присяги лояльности, расследований Конгрессом антиамериканской деятельности, охоты за ведьмами, политических судебных процессов и тому подобного. Народ отменит закон Смита и освободит его жертв, и произойдет это задолго до перехода к социализму, Ваша честь… [272] См.: Elisabeth Guerley Flynn. — 13 Communists Speak to the Court. N.-Y., 1953. P. 7—14.

Страстная обличительная речь Элизабет Герли Флинн произвела сильное впечатление даже на тех присутствующих в зале судебного заседания, которые отнюдь не разделяли коммунистических убеждений. Подобный поворот не входил в намерения судьи. При такой обстановке судья решил вмешаться и прервал выступление подсудимой буквально на полуслове.

Судья Э. Димок : Я и предполагал, что Вы так думаете, мисс Флинн. Боюсь, что если Вас отправят в тюрьму, то и после тюремного заключения Вы выйдете на свободу с точно такими же убеждениями, как сейчас. Эта мысль заставила меня задуматься, а нет ли какого-либо другого выхода. Интересует ли Вас, например, перспектива провести остаток своей жизни в России вместо того, чтобы отбывать наказание в тюрьме? Думаю, это можно было бы осуществить.

Подсудимая Э. Г. Флинн : Нет, Ваша честь, я американка и хочу жить и работать в Соединенных Штатах Америки. Я не хочу ехать ни в какое другое место и отказалась бы от любого подобного предложения…

Несколько позднее Элизабет Герли Флинн вновь вернулась к этому вопросу.

Подсудимая Э. Г. Флинн : Есть еще один аспект всего этого дела, который меня очень тревожит. Ваша честь задал мне вопрос настолько неожиданно, что я ответила на него недостаточно полно. Сейчас я хочу дополнить свой ответ. Вопрос Ваш весьма двусмыслен. Я уже вижу заголовки завтрашних газет: «Коммунисты предпочитают тюрьму Советскому Союзу» и все бесчестные выводы, которые будут сделаны из нашего отказа. Поэтому я считаю, что во имя справедливости в отношении подсудимых следует еще сказать, что мы вообще отказываемся от политического изгнания или высылки из своей страны. И я хочу сказать, что наш отказ ни в коем случае не бросает тень на Советский Союз, в котором я, например, никогда не была и который, безусловно, очень хотела бы повидать, хотя и уверена, что паспорта мне не дадут.

Дело в том, что мы не хотим покидать свою страну. Это похоже на предложение, сделанное некогда христианам, верящим в рай: «Не хотите ли отправиться туда прямо сейчас?» Естественно, ни один из них не захотел бы утвердительно ответить на этот вопрос, хотя вера их в рай и велика…

Есть много богатых американских экс-патриотов, которые наслаждаются комфортом Ривьеры и уклоняются от всяких обязанностей и даже от уплаты налогов здесь, в Соединенных Штатах, но мы не имеем никакого желания следовать их примеру и наслаждаться плодами социализма в стране, где мы для него ничего не сделали. Мы считаем, что наше место здесь, так же как и наши политические обязанности. Мы считали бы себя предателями американского народа, если бы отвернулись от своей страны и думали только о том, как бы избежать тюрьмы…

Последнее слово предоставляется подсудимому Александру Трахтенбергу: