Александр Васильев - Суд присяжных: последний шанс Фемиды. Адвокат в процессе с присяжными: стратегия и тактика защиты

— А вот скажите, когда вы ранее говорили, что на месте происшествия по нападению на Петрова вы были только с подсудимым Ивановым, и именно Иванов нанес Петрову множественные ножевые ранения, и когда Петров упал, вы видели у него признаки жизни, после того, как сами нанесли ему удар молотком в голову? (И это еще не самый тяжелый случай).

Поэтому иногда лучше озвучить некую вводную к планируемому вопросу:

— Теперь, подсудимый, давайте вернемся к эпизоду нападения на Петрова. Когда после ножевых ударов Иванова Петров упал, вы видели у него признаки жизни?

Продумайте, как «разбить» длинный сложносочиненный вопрос на несколько маленьких, коротких, понятных и удобоваримых. Иногда имеет смысл задать вопрос о каком-то малозначительном предмете, именно для того, чтобы ответ на него послужил переходным этапом к действительно важному для вас вопросу:

— Вы хорошо запомнили свое нападение на Петрова?

— Да.

— Кто первый подбежал к Петрову — вы или Иванов?

— Иванов.

— Именно поэтому он начал первым наносить Петрову удары ножом?

— Да.

— Как после этого Петров упал — на спину или на грудь?

— На спину.

— Вы не успели ему нанести ударов?

— Нет.

— А признаки жизни Петров подавал?

Вот таким путем мы с вами, с одной стороны, смогли избавиться от громоздкой формы вопроса, с другой — соблюли требование о запрете на цитирование ранее заданных вопросов, ну и, наконец, смогли получить ответы именно на тот вопрос, который нам был нужен.

Кстати, в продолжение темы запретов. Приходится встречаться даже с ситуациями, когда судья запрещает адвокатам в вопросах цитировать содержание некоторых доказательств или… формулировок предъявленного обвинения! И снова не спрашивайте меня почему. Просто я встречал и такие запреты. Обход же подобных запретов снова зависит от адвокатской смекалки. Примеров приводить не буду, хотя бы для того, чтобы не лишать читателя удовольствия самостоятельно придумать «обходные маневры» :)

Еще один повод для снятия вопросов защиты — запрет на выяснение частных вопросов, если по общему вопросу был дан негативный ответ. В натуре это выглядит примерно так:

— Подсудимый, вы были на месте происшествия в момент совершения преступления?

— Нет, не был.

— Подсудимый, чем вы можете объяснить, что вам вменяют убийство потерпевшего с помощью ножа, в то время как на трупе были обнаружены огнестрельные ранения?

— (Председательствующий) Снимается вопрос, подсудимый уже пояснил, что его на месте происшествия не было, значит он не может сообщить как, и с помощью чего, был убит потерпевший.

В принципе, и в этом запрете есть своя логика, однако она лишает сторону защиты возможности донести до присяжных информацию о противоречиях в доказательственной базе обвинения (через вопросы, задаваемые подсудимому). Что же делать?

Есть и из этой ситуации есть выход. Впервые столкнувшись с подобным запретом, мне пришлось в дальнейшем выворачивать наизнанку последовательность задаваемых вопросов. То есть вместо того, чтобы идти от общих вопросов к частным (как все нормальные люди), пришлось продвигаться наоборот — от частных к общим:

— Подсудимый, вы стреляли в потерпевшего из пистолета, как следует из заключения судмедэксперта, или из автомата, гильзы от которого найдены в ходе осмотра места происшествия?

— Я вообще не стрелял в потерпевшего.

— Вы стояли с правой стороны улицы, как следует из показаний свидетеля Сидорова, или с левой, как следует из показаний свидетеля Петрова?

— Ни там, ни там — меня вообще не было на месте происшествия.

— Так вы принимали участие в убийстве потерпевшего?

— Нет, не принимал.

В другом процессе подобная тактическая хитрость выглядела следующим образом:

— Кто стрелял в потерпевшего: вы, как вы говорили в своих признательных показаниях, или ваш сообщник Сидоров, как говорил в своих признательных показаниях он?

— Я совершенно точно не стрелял, а стрелял ли Сидоров, мне неизвестно.

— Что значит вам неизвестно? Вы находились на месте преступления тогда, как вы и говорили в своих признательных показаниях?

— Нет, не находился, я вообще в это время был в другом месте.

— Так вы признаете себя виновным в этом преступлении?

— Нет, не признаю.

В общем, полагаю, уже вполне достаточно примеров для обоснования одной простой идеи — правильная формулировка вопроса (правильная в значении «правильная с точки зрения судьи») существенно повышает шансы на то, что его дадут задать и дадут услышать на него ответ.

Да, конечно, такое переформатирование вопросов применимо далеко не всегда. Это зависит, прежде всего, от того в какой степени выясняемая информация несет вред стороне обвинения, и в какой степени судья ощущает себя стороной обвинения. В некоторых, особо острых случаях, ваш вопрос будет снят вне зависимости от формы его подачи. К этому тоже надо быть морально готовым. Поэтому иногда к требуемой информации придется пробираться окольными путями — нужно будет филигранно подводить к нужному вопросу, последовательно показывая, что этот вопрос вполне соответствует предмету доказывания. Как говорится, нормальные герои всегда идут в обход…

Теперь разберемся с формальной допустимостью тех или иных вопросов при проведении допроса. Следует сразу заметить, что в судебной практике как отдельных судей, так и судов в целом существуют «запретные слова», употребление которых в ходе допроса в присутствии присяжных заседателей как минимум не приветствуется, а в ряде случаев, с учетом персональных особенностей личности конкретного судьи, вообще может вызвать эффект, схожий с форменной истерикой.

Например, УПК РФ прямо запрещает наводящие вопросы подсудимому. Возможно, в суде с профсудьей этот запрет и имеет смысл, однако в суде присяжных он приобретает определенную специфичность. Дело в том, что вопрос вида «А скажите, пожалуйста, вы ведь находились в таком-то месте, в такое-то время, где видели такие-то события?» слишком очевидно носит подталкивающий, манипулятивный характер. Очевидно это и для присяжных заседателей и далеко не всегда это им может показаться не важным… Более того, в суде присяжных председательствующие легким движением руки запрещают наводящие вопросы не только подсудимым, но и свидетелям, что хоть и не основано на законе и не столь важно для защиты, и тем не менее прекрасно иллюстрирует сложившуюся ситуацию с правоприменением.

В свое время, в одном из процессов, где обвинение в значительной степени основывалось на показаниях своего свидетеля, произошел следующий случай — требуемые обвинению показания были получены прокурором именно путем постановки перед свидетелем прямого наводящего вопроса (который судья, несмотря на протесты защиты, отказался снять). В итоге в прениях мной было заявлено примерно следующее: «Утверждения обвинения об обстоятельствах произошедшего основываются, прежде всего, на показаниях свидетеля С. Однако, лично я в это не верю — и вот почему. Вспомните его допрос! Ведь свидетель С. не сказал прямо о том, что он видел событие преступления. Он просто сказал „да“ в ответ на вопрос прокурора: „Скажите, пожалуйста, это подсудимый М. наносил удары ножом в спину потерпевшему?“. То есть наиважнейшие для обвинения события мы узнали не от свидетеля, очевидца, а от самого вопрошающего прокурора…».