Григорий Диков - Стандарты справедливого правосудия [международные и национальные практики]

Этот аспект был предметом рассмотрения в Европейском суде по российским делам как минимум трижды: в постановлениях «Romanov v. Russia», «Khudobin v. Russia» и «Shtukaturov v. Russia».

Так, в деле «Romanov» Суд признал нарушение предусмотренного статьей 6 (1) права на справедливое судебное разбирательство. Решение было вынесено в отсутствие заявителя, хотя в ходе судебного заседания обсуждалось его психическое состояние и, более того, в суд было представлено два экспертных заключения одного и того же психиатрического института, которые совпадали по существу, но расходились в оценке необходимых мер в виде амбулаторного и стационарного лечения. В связи с этим, по мнению Европейского суда, было необходимо присутствие заявителя, чтобы судья лично мог убедиться в его психическом состоянии для принятия справедливого решения, особенно с учетом того, что препятствий для участия заявителя в процессе не было. В частности, заявитель не проявлял каких-либо признаков агрессивного поведения, и его физическое и психическое состояние позволяло доставлять его в суд.

В деле «Khudobin» Суд был «поражен» тем, что дело рассматривалось в отсутствие заявителя, и суд принял решение о невменяемости заявителя на основании документов, при том что Худобина обвиняли на основании доказательств, полученных в рамках оперативно-розыскных мероприятий, признанных Европейским судом провокацией.

Конституционный Суд РФ высказался о практике рассмотрения дел без участия лиц, в отношении которых, возможно, будут применены принудительные меры медицинского характера, в постановлении от 20 ноября 2007 года № 13-П «По делу о проверке конституционности ряда положений статей 402 , 433 , 437, 438, 439, 441, 444 и 445 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан С.Г. Абламского, О.Б. Лобашовой и В.К. Матвеева». В частности, КС РФ отметил, что «лица, в отношении которых осуществляется производство о применении принудительных мер медицинского характера, непосредственно не упомянуты ни в разделе II УПК Российской Федерации в числе участников уголовного судопроизводства» и поэтому в «правоприменительной практике изъятия из общего порядка производства по уголовному делу в отношении данной категории лиц толкуются как изъятия из их процессуального статуса, исключающие возможность личного участия в производстве по уголовному делу».

Конституционный Суд далее указал: «Конституционное право на судебную защиту в его истолковании Конституционным Судом Российской Федерации предполагает прежде всего право каждого на обращение в суд самостоятельно либо через своего представителя, законного представителя или защитника; при этом... правомочие лично обращаться к суду за защитой своих прав и свобод имеет универсальный характер и является неотъемлемым элементом нормативного содержания данного права. Указанного правомочия не могут быть лишены и лица, в отношении которых разрешается вопрос о применении принудительных мер медицинского характера либо об их продлении, изменении или прекращении».

Таким образом, КС РФ признал за лицами, в отношении которых ведется производство о применении к ним принудительных мер медицинского характера, равный объем прав и предписал судам «осуществлять дифференцированное регулирование прав указанных лиц с учетом их психического состояния и способности лично участвовать в уголовном судопроизводстве».

Этот подход был развит в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 7 апреля 2011 года № 6 «О практике применения судами принудительных мер медицинского характера». Так, в п. 10 отдельно предусмотрено: «Лицу, в отношении которого ведется производство о применении принудительной меры медицинского характера, должно быть предоставлено право лично осуществлять принадлежащие ему и предусмотренные статьями 46 и 47 УПК РФ процессуальные права, если его психическое состояние позволяет ему осуществлять такие права. При этом учитываются заключение экспертов, участвовавших в производстве судебно-психиатрической экспертизы, и при необходимости медицинское заключение психиатрического стационара (часть 1 статьи 437 УПК РФ). Следует иметь в виду, что указанные медицинские документы не могут иметь для суда заранее установленной силы и подлежат оценке в совокупности с другими доказательствами».

Кроме того, в п. 11 названного постановления Пленума ВС предписывается обязательное участие в судебном заседании законного представителя лица, в отношении которого ведется производство о применении принудительной меры медицинского характера; данный представитель пользуется всеми соответствующими правами. Также в п. 16 указано, что лицу, в отношении которого ведется производство о применении принудительной меры медицинского характера, должны быть разъяснены права, предусмотренные статьями 46—47 УПК РФ. А его показания могут учитываться при оценке его психического состояния, опасности, которую данное лицо представляет для себя самого и других, возможности причинения им существенного вреда и определении вида принудительной медицинской помощи.

Таким образом, у суда есть обязанность рассматривать дело в присутствии лица, в отношении которого возможно применение принудительных мер медицинского характера. Но смысл выражения «если его психическое состояние позволяет ему осуществлять такие права» представляется недостаточно определенным и оставляет открытым вопрос, кто и в каком порядке должен решить, позволяет или нет психическое состояние лица присутствовать ему (ей) в суде. Поэтому у суда, на наш взгляд, по-прежнему осталась достаточно широкая дискреция в решении вопроса, будет ли присутствовать в судебном заседании лицо, в отношении которого возможно применение принудительных мер медицинского характера. С нашей точки зрения, наличие исчерпывающего перечня медицинских заболеваний или (и) состояний, которые препятствуют пониманию лицом того, что происходит вокруг него, и его участию в суде, способствовало бы ограничению этой дискреции.

Вопрос лишения дееспособности в гражданско-процессуальном порядке рассматривался в постановлении по делу «Shtukaturov v. Russia» и в постановлении Конституционного Суда РФ от 27 февраля 2009 года № 4-П «По делу о проверке конституционности ряда положений статей 37, 52, 135, 222, 284, 286 и 3791 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации и части четвертой статьи 28 Закона Российской Федерации «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» в связи с жалобами граждан Ю.К. Гудковой, П.В. Штукатурова и М.А. Яшиной».

Европейский суд рассмотрел жалобу Штукатурова через призму нарушения прав последнего на уважение частной жизни, справедливое судебное разбирательство, а также свободу и личную неприкосновенность. В том числе предметом изучения Суда был вопрос о рассмотрении дела в отсутствие самого заявителя, а также отказ ему в праве обжаловать судебное решение, признававшее его недееспособным. ЕСПЧ в § 72 постановления по делу отметил, что заявитель «играл двойную роль в процессе: он был заинтересованной стороной и основным объектом рассмотрения суда. Поэтому его участие было необходимым не только для того, чтобы представлять свои интересы, но и для того, чтобы позволить судье сформировать ее собственное мнение о психических способностях заявителя». Кроме того, Суд указал, что «доступ к процедуре в целом включает также и процедуру обжалования», а заявитель был лишен права на обжалование без какого-либо рассмотрения только на одном основании — собственной юридически признанной недееспособности. В связи с этим Европейский суд сделал вывод о нарушении общих принципов справедливости судебного разбирательства.