Григорий Диков - Стандарты справедливого правосудия [международные и национальные практики]

И последнее. Европейскому суду не всегда просто интерпретировать выводы внутренних судов. Следует ли при этом учитывать только резолютивную часть национального судебного решения или надо принимать во внимание также и мотивировку? От ответа на этот вопрос зависит, был ли заявитель объявлен виновным в уголовно-правовом смысле или нет. В деле «Adolf v. Austria» (постановление от 26 марта 1982 года) Суд руководствовался вторым подходом, указав, что судебное решение должно читаться целиком и резолютивная часть решения должна трактоваться с учетом мотивировочной. Однако и мотивировка и выводы внутренних судов должны интерпретироваться в свете внутреннего права. В этом деле заявитель причинил легкие телесные повреждения жертве, но настолько легкие, что австрийские суды закрыли дело за незначительностью преступления. В мотивировочной части этого решения суды все-таки установили факт причинения повреждений (царапины). Заявитель утверждал, что таким образом его все-таки признали виновным в совершении преступления, однако Суд с ним не согласился. Закон позволял декриминализировать деяния, «похожие» на преступления, но очень малозначительные, и австрийские суды (в частности, апелляционный суд) четко указали на то, что действия заявителя не должны рассматриваться как «преступление». Соответственно, в свете таких положений закона выводы австрийского суда об обстоятельствах дела не должны были рассматриваться как выводы об уголовно-правовой виновности. Однако, как показывает анализ многих других дел, в частности дела «Öztürk v. Germany» от 21 февраля 1984 года, декриминализация какого-то деяния не выводит автоматически его из сферы действия статьи 6 Конвенции в ее уголовно-правовом аспекте.

Итак, статья 6, § 2, применяется не только к обвиняемым, подозреваемым и т.д., но и к субъектам иных правоотношений, в которых есть уголовно-правовой элемент.

Статья 6, § 2, упоминает, что виновность лица должна быть установлена «в соответствии с законом». Эту фразу некоторые понимают как устанавливающую требование «процессуальной законности» (в дополнение к «материально-правовой законности», которую закрепляет статья 7 Конвенции, — nulla crimen sine lege [252] Нет преступления без закона (лат.). ). Такое толкование, однако, не нашло подтверждения в практике Европейского суда и Комиссии. Не всякая незаконность является несправедливостью в смысле статьи 6, § 1, — незаконность тех или иных процессуальных действий не ведет к нарушению статьи 6 до тех пор, пока она не нарушает других, закрепленных в данной статье принципов справедливого судопроизводства.

Следующим проявлением презумпции невиновности является требование, чтобы виновность доказывалась по определенному, достаточно высокому стандарту.

Вопрос о стандарте доказанности (виновности в преступлении) — один из самых сложных в практике Европейского суда. Заявители в жалобах в Суд часто утверждают, что в их деле выводы суда об их виновности не соответствуют стандарту доказанности «вне разумных сомнений», т.е., по их мнению, их вина вообще не была доказана или не была подтверждена достаточными доказательствами, чем, соответственно, нарушена презумпция невиновности. Такого рода жалобы часто выражены в словах «я осужден за преступление, которого не совершал».

Большинство подобных жалоб обречены на неудачу. Во-первых, в странах Европы нет единства в определении стандарта доказанности (или стандарта доказывания, существует и такая разновидность этого термина) по уголовным делам. Во всяком случае, нет единства в терминологии, употребляемой в разных странах для определения той степени уверенности, которая позволяет судье сделать вывод о виновности лица; соответственно, очень трудно вывести некий общий стандарт, применимый в равной степени ко всем странам. Во-вторых, поскольку речь идет о субъективной убежденности судьи в виновности, дать четкое определение стандарта доказанности сложно. Какие сомнения считать «разумными»? Любая попытка описать, формализовать умственную деятельность судьи в этой сфере была бы обречена на неудачу: о стандарте доказанности можно говорить лишь приблизительно, в общих чертах, в остальном полагаясь на усмотрение судей, что Европейский суд и делает.

Русский процессуалист СВ. Познышев писал: «Оценка доказательств есть внутренний психический процесс, не поддающийся постороннему наблюдению. Судья может поступить недобросовестно. Но современный законодатель обставляет получение судейского места и деятельность судьи такими условиями, при которых такая недобросовестность может быть лишь редким исключением. Притом, от нее не застрахована никакая система доказательств. Законодатель должен доверять судье» [253] Познышев С.В. Элементарный учебник уголовного процесса. М. : Изд. Лемана, 1913.С. 50. . И далее: «Судебная достоверность не есть та безусловная достоверность, которую иногда называют математической. Она есть достоверность, доступная эмпирическим и историческим исследованиям, достоверность практическая... Работа судьи во многом сходна с работой историка: оба по оставшимся следам должны восстановить картину прошедших событий. Но ученый может подождать делать окончательный вывод: он может признать, что при настоящем состоянии знаний нельзя сделать точного вывода. Судья же должен решить Дело» [254] Там же. С. 182. .

Европейский суд оставляет национальным судам максимальную свободу усмотрения в решении вопроса о доказанности какого-либо факта, о наличии или отсутствии «разумных сомнений».

Можно выделить определенный круг дел, в которых Европейский суд занимался вопросами «доказанности» или «недоказанности». Эти дела касаются фактических презумпций, существующих во многих правовых системах Европы.

Как справедливо заметил один американский автор [255] См.: Lilly G. C. Principles of Evidence. Thomson and West, 2006. Р. 392. , почти в любом судебном процессе судья встречается с необходимостью устанавливать факты посредством умозаключений, опираясь на другие факты. Такого рода умозаключения, выводы можно назвать презумпциями факта. Они основываются на простом человеческом опыте, позволяющем предположить, что часто встречающиеся взаимосвязи между фактами имеют место и в конкретном случае — невозможно познавать действительность, не пользуясь постоянно теми или иными презумпциями. Например, если автоматический радар сфотографировал номер чьей-то машины, едущей с превышением скорости, и никто не заявлял об угоне этой машины, можно предположить что за рулем был ее владелец. Или другой пример: если в личном багаже авиапассажира нашли наркотики, логично предположить, что они принадлежат ему, а не были подброшены туда в пути кем-то другим.