Григорий Диков - Стандарты справедливого правосудия [международные и национальные практики]

Европейский суд в этом деле исследовал четыре группы доказательств, использованных в приговоре против обвиняемого: записи его разговоров с подельником, запись его разговоров на свидании с подругой, запись его разговоров с полицейским информатором и письменный отчет информатора об их разговорах.

Интересно, что Суд не нашел нарушения Конвенции в отношении первых двух групп доказательств, хотя и признал, что из них однозначно нельзя было сделать вывод о виновности заявителя — они, скорее, были «сопутствующими» доказательствами. Тем не менее у защиты была возможность обсудить вопрос допустимости этих доказательств в отдельной процедуре (voire dire), суд тщательно рассмотрел возражения защиты и дал на них очень подробный мотивированный ответ, этот вопрос также обсуждался на стадии апелляции. Европейский суд заключил, что вопрос о допуске доказательств был рассмотрен надлежащим образом и, следовательно, этот допуск не нарушает справедливости процесса.

С доказательствами, полученными от полицейского информатора, дело обстояло сложнее. Европейский суд, во-первых, оценил, можно ли информатора расценивать как агента государства. Суд обратил внимание на то, что, если бы полиция не проявила инициативу, не подсадила информатора в камеру и не попросила бы его разговорить заявителя, разговор бы не состоялся. То есть если бы информатор был, говоря языком преступного мира, обычным «стукачом», который регулярно и по своей инициативе докладывает тюремному начальству обо всем, что происходит в камере, его нельзя было бы признать агентом. Здесь же информатора специально посадили в одну камеру с заявителем и дали соответствующие инструкции. Все это произошло после того, как заявитель объявил следователю, что не будет давать показания. Более того, заявителя поместили в такую ситуацию, при которой ему трудно было держать язык за зубами (интенсивные допросы и т.д.). Таким образом, действия информатора были специально направлены на то, чтобы преодолеть волю заявителя. В результате Европейский суд решил, что доказательства, полученные с участием информатора, не должны были использоваться в процессе, а их использование привело к нарушению статьи 6 Конвенции [281] Возникает вопрос: а что делать, если обвиняемый выбрал активную защиту и дает показания, но отрицает свою вину? Насколько в такой ситуации полиция имеет право применять различные уловки, чтобы получить интересующие их признание и информацию? Представляется, что в этой ситуации «свобода маневра» у органов обвинения больше — свидетеля, дающего показания, но отрицающего вину, допускается запутывать, выявлять противоречия в его же словах и достаточно активно «вытягивать» из него признания, которые потом могут продемонстрировать его виновность. .

Позиция Суда была развита в деле «Bykov v. Russia» (постановление Большой палаты от 10 марта 2009 года), где речь шла об использовании в процессе против заявителя записи, которую сделал информатор полиции с помощью скрытого в его одежде микрофона. Сравнивая дела «Bykov» и «Allan» (а также дело «Heglas v. the Czech Republic» от 1 марта 2007 года), Суд заметил, что в российском деле в отличие от британского заявитель не знал еще, что против него ведется уголовное расследование (или какой-то оперативный эксперимент). Иначе говоря, в отличие от дела «Allan» в российском деле разговор заявителя с приятелем записывался не для того, чтобы преодолеть волю заявителя, преодолеть его отказ сотрудничать со следствием. Заявитель пригласил приятеля в свой дом и вел с ним разговор об их совместных делах. В принципе, если бы свидетель потом сообщил детали этого разговора полиции, это могло бы быть использовано как доказательство против заявителя. Аудиозапись лишь подкрепляла это доказательство, делала его более надежным и точным. В этом деле Европейский суд не посчитал, что получение этого доказательства было сопряжено с каким-то «преодолением воли» подозреваемого.

Европейский суд регулярно сталкивается с делами, касающимися вторжения в частную жизнь заявителей в ходе проведения оперативных мероприятий или же в рамках уголовного следствия. Чаще всего в таких делах заявители ссылаются на статью 8 Конвенции, гарантирующую неприкосновенность жилища, частной жизни и переписки. Так, в ставшем классическим деле «Klass and Others v. Germany» (постановление от 6 сентября 1978 года) Суд сформулировал ряд подходов к оценке пропорциональности вмешательства в тайну телефонных переговоров. Такого рода вмешательство должно быть основано на законе и направлено на одну из целей, перечисленных в статье 8. Суд в таких делах также пытается установить, было ли вмешательство в частную жизнь единственно возможной мерой, можно ли было применить иные меры слежения или же это было очевидно бесполезно либо существенно затруднено в обстоятельствах дела. По общему правилу такого рода меры должны применяться под судебным контролем (кроме исключительных случаев, не терпящих отлагательства), суды должны максимально четко и ограничительно описывать пределы действий правоохранительных органов, устанавливая сроки действия выданной им санкции, круг лиц, на которых они распространяются, и т.д.

Однако все эти критерии важны именно в контексте статьи 8 Конвенции. Наша основная задача — посмотреть, насколько, по мнению Суда, нарушение требований статьи 8 может привести к нарушению статьи 6 Конвенции. Как уже было сказано, нарушение некоторых положений Конвенции, прежде всего статьи 3, ведет к автоматическому исключению доказательств, полученных с таким нарушением. Европейский суд до сих пор очень осторожно подходил к вопросу о допустимости доказательств, полученных с нарушением иных положений Конвенции, нежели статья 6 или 3. Практика Суда знает множество случаев, когда нарушение какого-то положения Конвенции в ходе добывания доказательства (чаще всего это касается именно статьи 8) не приводит к его исключению из доказательственной базы.

Если обратиться к отчету Сети независимых экспертов Европейского союза по вопросам основных прав за 2003 год [282] См.: http://cridho.cpdr.ucl.ac.be/documents/Avis.CFR-CDF/Avis2003/CFR-CDF . opinion3-2003.pdf (c. 6—7). , посвященному исключению незаконно добытых доказательств, в ряде европейских стран вообще нет принципиального запрета на использование доказательства, добытого с нарушением права на уважение частной жизни (исключая, конечно, ситуации применения пытки, если уважение физической неприкосновенности также рассматривать как часть «частной жизни» лица). К этим странам относятся Великобритания, Дания, Франция, Финляндия, Германия, Австрия и Швеция. В ряде других стран существует запрет на использование таких доказательств (Бельгия, Кипр, Испания, Греция, Италия, Ирландия, Мальта, Люксембург и Нидерланды). Вместе с тем ни в тех, ни в других странах правило не является абсолютным. В первой группе стран у судей практически всегда остается право исключить «подозрительное» доказательство (с учетом степени нарушения права лица, от которого доказательство было добыто, влияния этого доказательства на исход процесса и т.д.). Кроме того, законодательство тех стран, в которых нет общего правила об исключении доказательства, полученного с нарушением права на частную жизнь, содержит множество частных ограничений на допустимость использования доказательства. Напротив, страны, в которых такой запрет есть, признают множество исключений из этого правила.