Григорий Диков - Стандарты справедливого правосудия [международные и национальные практики]

Австралийский суд в обстоятельствах, похожих на канадское дело «Broyles», пришел к прямо противоположным выводам. В деле «R. v. Swaffeld and Pavic» (1998) Высокий суд рассмотрел следующую ситуацию: один из обвиняемых был освобожден под залог, встретился со своим другом и рассказал ему о своей роли в совершении преступления, не зная, что полиция снабдила друга записывающим устройством. Высокий суд отметил, что «друг» не был полицейским и подозреваемый не находился от него в какой-либо зависимости. Более того, тот факт, что информатор был в дружеских отношениях с подозреваемым, делал его признание в частном разговоре по-настоящему ценным и достоверным доказательством.

Сравнение канадского и австралийского дел дает представление о том, насколько сложно бывает определить, была ли воля подозреваемого не давать показания преодолена или он действовал свободно, на свой страх и риск.

Вот еще один пример из канадской практики — дело «R. v. Liew» (1999). Полиция в этом деле арестовала подозреваемого вместе с полицейским агентом, который выполнял роль покупателя при «контрольной закупке». Их посадили вместе в камеру. В камере полицейский агент спросил у подозреваемого: «Что случилось?» — а потом добавил: «У них моя доза, и на ней мои отпечатки». Подозреваемый ответил: «И мои тоже». Впоследствии эти слова стали важной уликой против обвиняемого. Верховный суд не стал рассматривать эту ситуацию как «допрос», вытягивание информации из подозреваемого. Полицейский агент не пытался активно вывести разговор на ту тему, которая интересовала полицию. Более того, между полицейским агентом и подозреваемым не существовало какой-то особой связи, доверительных отношений и т.п.

Перейдем теперь к делам, которые оказались на рассмотрении Европейского суда. Дело «Allan» касается доказательств, полученных от свидетеля — «подсадной утки». Заявителя подозревали в серии грабежей ночных магазинов, причем один из этих грабежей закончился убийством. Заявителя арестовали и на первом допросе разъяснили ему его право молчать по поводу предъявленных обвинений. Заявитель выбрал молчание.

Сальных улик против заявителя по эпизоду убийства не было. Полиция с санкции суда записывала разговоры между заявителем и его предполагаемым подельником, между заявителем и его подругой, которая приходила к нему на свидание в тюрьму, но из этих разговоров трудно было однозначно установить причастность заявителя к убийству. Тогда к нему в камеру подсадили уголовника, который проходил по другому делу и «по совместительству» был информатором полиции. Перед этим полиция проинструктировала своего информатора и приказала тому вытянуть из заявителя все что можно. Инструктаж был записан на пленку [278] Сложно себе представить, чтобы в российском контексте такой разговор был бы записан на пленку. Скорее всего, в России не реже, чем в других странах, прибегают к услугам информаторов, но не всегда это оформляется должным образом. В процессе такие лица появляются как обычные свидетели. Представляется, что суды должны выяснять статус и отношения этих свидетелей с правоохранительными органами или как минимум не препятствовать это делать защите. Статус свидетеля как информанта, агента полиции неизбежно влияет на оценку его показаний. Такого рода показания допустимы, но суды должны относиться к ним с особой осторожностью, и именно поэтому этот вопрос нельзя считать лишним в процессе. Кроме того, следует признать статус «агента» не только за лицом, формально вовлеченным в агентурную сеть, но и за любым «помощником» милиции (следствия и т.д.), у которого имеются предварительные договоренности с правоохранительными органами об оказании им такого рода услуг. . Через некоторое время информатора снабдили звукозаписывающей аппаратурой.

В ходе официальных допросов заявителя пытались вымотать, давили на него, сбивали с толку. Он упорно продолжал молчать, но, вернувшись в камеру, изливал душу своему сокамернику-информатору, который записывал эти разговоры сперва на бумагу, а потом и на магнитофон.

В определенный момент информатор дал полиции письменные показания, в которых описал свои разговоры с заявителем и сообщил, что в одном разговоре заявитель упомянул среди прочего, что он был на месте убийства. К отчету прилагались кассеты с записями разговоров, однако этого признания на кассетах не было, поскольку, по словам информатора, оно было сделано раньше, до того, как ему дали магнитофон. Информатора выпустили из тюрьмы под залог.

Прокуратура представила эти материалы в суд. Других прямых улик, кроме кассет и письменных показаний информатора, в деле не было (хотя был ряд косвенных доказательств). Дело слушалось судом присяжных.

Защита возражала против приобщения этих доказательств, полагая, что они получены недопустимым образом, в результате давления на подозреваемого. Кроме того, по мнению защиты, информатор был заинтересован в получении доказательств против заявителя, а кассеты не содержали никакой информации, указывающей на заявителя как на убийцу. Прокуратура не соглашалась — по ее мнению, кассеты содержали информацию, которая косвенным образом указывала на заявителя как на убийцу и в целом совпадала с письменными показаниями информатора, что свидетельствовало о его добросовестности.

Судья распорядился признать и письменные показания, и кассеты допустимым доказательством. Судья решил, что они не являются явно недопустимыми и что коллегия присяжных в состоянии оценить их достоверность [279] Интересная ремарка — судья рассмотрел этот вопрос в отдельном заседании, без присяжных, и вынес определение на 18 страницах. Трудно себе представить, что российский судья потратит столько же времени и усилий на решение вопроса о допустимости доказательств. . По окончании процесса в напутственном слове присяжным судья вернулся отдельно к этому вопросу. Он предложил присяжным оценить, насколько доказательства, представленные прокуратурой, заслуживают доверия. В частности, присяжные должны были решить, оказывалось ли на заявителя давление в ходе официальных допросов, чтобы сделать его более разговорчивым в камере. Судья также отметил, что показания информатора должны быть оценены с большой осторожностью, потому что он был заинтересован в том, чтобы выудить из заявителя признание (информатору пообещали в обмен на его помощь освобождение под залог). Судья привел аргументы сторон по поводу кассет и попросил присяжных подумать, как следует интерпретировать их содержание. Судья также рассказал присяжным о тактике, выбранной защитой (молчание), и о возможных выводах, которые можно сделать из такого поведения [280] Правило о том, что молчание обвиняемого не должно быть истолковано против него, существует в английском праве, однако из него допускаются некоторые исключения. . После двадцати одного с половиной часа совещания присяжные вынесли обвинительный вердикт, большинством в 10 голосов против двух.