Григорий Диков - Стандарты справедливого правосудия [международные и национальные практики]

Анализ Суда по статье 6 был несколько длиннее. Суд рассмотрел эту ситуацию с двух сторон: с точки зрения использования доказательств, полученных с применением насилия, и с точки зрения доказательств, полученных в нарушение права не свидетельствовать против себя.

В отношении метода получения такого доказательства Европейский суд заметил, что улика (наркотики) была добыта с нарушением статьи 3 Конвенции, что вызывает серьезные сомнения в справедливости судебного разбирательства в целом (§ 105). Суд далее сказал, что доказательство, полученное в результате «пытки», никогда не может быть использовано в процессе; его использование автоматически сделает процесс несправедливым, каким бы убедительным и полезным это доказательство ни было. Трудно сказать, будет ли доказательство, полученное в результате «бесчеловечного обращения», всегда неприемлемо и будет ли его использование всегда делать процесс несправедливым в целом. Суд отметил, что в данном случае улика, добытая с помощью рвотного средства, была основной уликой против заявителя. У немецкого суда не было возможности не принять такое доказательство, так как национальное право прямо разрешало следственным органам прибегать к подобным процедурам.

Более того (и это очень интересный аргумент), весь процесс касался разовой продажи небольшого количества кокаина. Подозреваемый в результате был осужден к шести месяцам заключения условно. Европейский суд выделил это как один из аргументов против того, чтобы применять такую жестокую меру, как принудительное накачивание подозреваемого рвотным средством. Суд заключил, что использование такого доказательства делало весь процесс несправедливым.

Кроме того, Суд остановился на вопросе о нарушении права заявителя не свидетельствовать против себя. Он применил тест [277] Тест — метод анализа, которым пользуется национальный или Европейский суд в своих рассуждениях. Тесты чаще всего состоят из последовательного ряда вопросов, на которые Суд отвечает, чтобы прийти к конечному выводу. Иногда эти тесты являются нестрогими (в том смысле, что ответ на предыдущий вопрос необязательно исключает последующий анализ других аспектов дела). , описанный в деле «Saunders v. the United Kingdom» (постановление от 17 декабря 1996 года), и пришел к выводу, что заявителя заставили, причем очень унизительным и болезненным способом, предоставить органам обвинения материал, явившийся важнейшей уликой против него. Конечно, вещественное доказательство, извлеченное из тела заявителя, в принципе, попадает в категорию «материалов, существующих независимо от воли заявителя». Иными словами, эта улика не является порождением его воли (в отличие, например, от его признательных показаний). Однако наркотики в деле «Jalloh» сами по себе были вещественным доказательством, в то время как в деле «Saunders» речь шла скорее об отборе материала для последующего экспертного исследования и/или сравнения (такого, как образцы крови, слюны, почерка и т.д.). Далее, в отличие от ситуации с «отбором образцов», степень вмешательства в личную неприкосновенность подозреваемого в данном случае была выше и сама по себе уже нарушала статью 3 Конвенции. Полицейские провели процедуру без предварительной оценки рисков, которые она могла повлечь за собой, так как заявитель не говорил по-немецки и доктор не мог выяснить состояние его здоровья. В результате Европейский суд заключил, что подобное вмешательство в физическую неприкосновенность лица для получения вещественного доказательства нарушало его право не свидетельствовать против себя.

Вопрос об обмане подозреваемого следователем и получении таким образом показаний — очень сложный в теории уголовного процесса. Обман, равно как и «давление» на подозреваемого в рамках предварительного расследования, может быть вполне легитимным. Подозреваемый чаще всего не хочет давать показания или как минимум сомневается в том, следует ли ему говорить или молчать. С помощью различных ухищрений следователь может преодолеть сопротивление подозреваемого и заставить его говорить, в некотором роде вопреки его воле и первоначальному намерению. В значительной степени вопрос «обмана» при получении признательных показаний связан с нарушением права не свидетельствовать против самого себя.

Вопрос в том, какой обман недопустим с точки зрения статьи 6 Конвенции, какого рода заблуждение подозреваемого делает доказательство «несправедливо полученным». Представляется, что главным критерием является интенсивность усилий полиции по преодолению воли подозреваемого. Чем больше усилий прикладывает полиция, чтобы обмануть подозреваемого и заставить его говорить, и чем уязвимее положение подозреваемого, тем более подозрительной является информация, полученная от него с помощью обмана.

Помимо «интенсивности воздействия» Европейский суд будет обращать внимание на два аспекта: наличие процедурных гарантий соблюдения прав подозреваемого и роль, которую полученные путем обмана доказательства играли в процессе (см. «Heaney and McGuinness v. Ireland» и «J.B. v. Switzerland», постановления от 21 декабря 2000 года и от 3 мая 2001 года соответственно).

В качестве иллюстрации этого подхода можно привести несколько примеров из практики высших судов стран Британского Содружества. Эти дела были проанализированы Европейским судом в деле «Allan v. the United Kingdom» (постановление от 5 ноября 2002 года).

В деле «R. v. Herbert» (1990) Верховный суд Канады высказался таким образом: «Если полиция использует различные ухищрения, чтобы допросить подозреваемого, несмотря на его отказ от дачи показаний, это является ненадлежащим способом извлечения информации, которую полицейские не смогли бы получить, не нарушая конституционных прав подозреваемого: его права нарушаются, потому что он лишается права выбора. Однако в тех случаях, когда полиция не пыталась “извлечь” информацию из подозреваемого, его право выбирать между молчанием и дачей показаний не нарушено. Если подозреваемый, по своему собственному выбору, решил с кем-то поговорить, следует полагать, что он осознавал риск того, что собеседник пойдет и расскажет все полиции».

Вопрос в том, что такое «извлечение» информации. В деле «R. v. Broyles» (1991) Верховный суд Канады рассмотрел ситуацию, в которой информатором был друг подозреваемого. Полиция дала «другу» записывающее устройство и организовала ему свидание в тюрьме с подозреваемым. На свидании последний проговорился о том, что ему известно время убийства. Запись разговора была впоследствии использована против подозреваемого. Верховный суд Канады решил, что такого рода доказательство получено с нарушением права подозреваемого не давать показания, так как полиция играла на дружеских чувствах, на доверии к близкому человеку.