Юрий Антонян - Психология убийства

Когда исследователь предпринимает попытку решить такую сложную проблему, как мотивы убийства, он поневоле должен рассмотреть и те концепции на этот счет, которые уже имеются. Поскольку же убийство от начала веков всегда привлекало к себе внимание, то и концепции эти (представления, взгляды) тоже насчитывают столь же длительную историю. Разумеется, прежде это были обыденные толкования, которые затем незаметно, но прочно вошли в научный оборот, подчас сохранив, к сожалению, то содержание, которое вкладывалось в них в обычной жизни и в рамках определенной культуры. В первую очередь я имею в виду такие наиболее признанные современной наукой мотивы убийств, как корысть, ревность и месть.

Впрочем, называть их мотивами в чистом виде, наверное, не очень точно, вернее, совсем не точно. Это, скорее всего, мотивировки, устоявшиеся штампы, которыми в силу привычки продолжают пользоваться как в судебно-следственной деятельности, так и в науке. При этом не очень задумываются над тем, что такое, собственно, мотив, каково содержание каждого из вышеперечисленных мотивов, а руководствуются лишь тем, что он по своим внешним признакам подходит к данной ситуации и к конкретному лицу. Как правило, игнорируются следующие очень важные обстоятельства: мотив есть субъективный смысл поведения, включающий в себя психологический выигрыш от определенных поступков; поведение часто полимотивировано, причем полимотивированность следует понимать и как одновременное функционирование разных мотивов, и как существование последних в различных пластах психики — в сферах сознания и бессознательного; мотивы не лежат на поверхности, их нельзя вывести из анализа только поступков, не вникая в сущность данной личности, в структуру ее психологических особенностей, в прожитую данным человеком жизнь, не рассматривая совершенное убийство в цепи других действий.

Возвращаясь к корысти, мести и ревности, следует отметить, что это настолько распространенные и настолько "житейские" понятия, что в них можно вносить самое различное содержание, в том числе и с позиций здравого смысла, а не научно взвешенных критериев. Еще более неконкретно понятие хулиганских побуждений, которое тоже часто называют мотивом убийства.

Необходимо знать, какую функцию (или функции) выполняют названные мотивы в отношении личности, какую "службу ей служат", в чем для нее психологическая "выгода" от совершения убийства. Этот момент я считаю наиболее важным для понимания мотивов убийств, поскольку любое субъективное побуждение должно освещаться с позиций личностного смысла, личностной значимости. Но к такому пониманию я вернусь несколько позже, а сейчас следует рассмотреть, что такое корысть, месть, ревность и так называемые хулиганские побуждения.

В словарях русского языка корысть определяется как выгода, материальная польза, в чем на первый взгляд вроде бы нельзя видеть что-то очень дурное. Однако в советское время, когда насаждалась убогость и материальная необеспеченность большей части населения, слово "корысть" стало пользоваться у нас плохой репутацией. В нем усматривали только жадность и накопительство, стремление к наживе и достатку, сведение всех людских отношений к материальной выгоде, абсолютизацию личного интереса. Наши идеологи исходили из той общей утопической идеи, что советские люди, наподобие первых христиан, менее всего должны думать об имущественных благах и преследовать личные интересы. Их задача — служить государству и партии. Поэтому объявлялось, что корысть — это пережиток, в буржуазном обществе — основная движущая пружина действий людей в сфере общественной деятельности и личных взаимоотношений.

Вот что писал о корысти криминолог Б. С. Волков: это одно из самых сильных побуждений, толкающих людей на совершение преступлений; она порождает больше всего зла на земле и возникла вместе с частной собственностью. Корысть становится при капитализме основным стимулом, а в советской стране справедливо рассматривается как отрицательное моральное качество. По мере развития социалистического общества место этого мотива в структуре преступности будет постоянно уменьшаться, уже сейчас в судебной практике не найти случаев совершения преступлений из-за нужды, голода, материальной необеспеченности и по другим подобным мотивам (?!). По мнению Б. С. Волкова, в советской действительности не только не встречаются, но становятся просто немыслимыми некоторые формы проявления корысти, с .которыми сталкивается судебная практика в условиях капиталистического общества.

Б. С. Волков и другие почтенные авторы, писавшие в те годы о корысти, не только перевернули с ног на голову движущие силы человеческого поведения в любом обществе, не только представили искаженную картину разных социальных систем, но и попросту перепутали корысть с корыстолюбием, что далеко не одно и то же. Однако корыстные мотивы действительно могут иметь место при совершении убийств, но не всегда даже в тех ситуациях, когда убивают при завладении имуществом. Здесь следует различать следующие основные варианты: захват принадлежащих другому вещей (предметов) возможен лишь в случае его убийства; убийство не является необходимым условием завладения ценностью, это могло бы произойти путем устрашения, обмана, приведения в бессознательное состояние и т.д.; независимо от того, как могло бы осуществиться посягательство на чужое имущество, убийство диктуется потребностью обеспечения безопасности нападающего (нападающих) и его безнаказанности.

Лишь в одном из этих трех вариантов мотив собственно убийства носит корыстный характер, хотя все они переплетаются с посягательством на чужое имущество. В первой и третьей ситуациях убийство выступает в качестве обеспечивающего способа либо завладения ценностями либо избегания ответственности, причем любой, не обязательно судебной. Во второй ситуации незаконный захват имущества порождается корыстными мотивами, а само убийство совсем иными побуждениями, чаще всего утверждения и самоутверждения. Психологический выигрыш в таком, казалось бы, ненужном лишении жизни как раз и состоит.

Во всех названных случаях убийство становится тем центром, вокруг которого строится все остальное. Это так происходит даже тогда, когда жизнь жертвы не представляет для убийцы абсолютно никакой ценности, но ее ценность всегда несомненна для общества, что и придает убийству особую значимость. Иногда отсутствие корыстного мотива совсем неочевидно даже для самого преступника, особенно если для него мучительны переживания своих жизненных неудач, непризнания со стороны непосредственного социального окружения, ощущения своей неполноценности и ненужности, причем сами переживания во многом носят бессознательный характер. Переплетение корыстного мотива с некорыстным может быть столь сложным и внешне противоречивым, что выявление и понимание их соотношения возможно лишь в результате специального анализа.