А. Тер-Акопов - Мировые религии о преступлении и наказании

Итак, мы подошли к констатации невозможности упрощенного, механистического сравнения характеристик светских судей, судов и Суда Божьего, стремления напрямую, буквально «примерять» и «переносить» свойства последнего на суд государственный и на современную судебную систему.

Предметом суда светского и Божьего выступают различные грани человека: в первом случае его дела (содеянное), во втором – душа (разум, чувства, воля), не относящаяся к светской подсудности.

Попытки охарактеризовать широту и глубину человека, согласно Ф. М. Достоевскому как «меры всех вещей», проявляются в его различных определениях, в том числе «человек это мир человека, государство, общество». А «опредмечивание» человека наглядно проявляется в таком высказывании: легко любить все человечество, трудно любить человека. Так, писатель в «Братьях Карамазовых» замечал: «Широк человек, слишком даже широк, ибо в нем все противоречия вместе живут… Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей» [414] . Это – открытие своеобразной гуманитарной «теории относительности» людской души: каждый из его героев шире, многограннее любой однозначной трактовки.

Ф. М. Достоевский также полагал, что официальная юстиция, светский суд не в состоянии в полной мере оценить, осудить и покарать преступника, тем более фактами его оправдания по каким-либо формальным основаниям (в частности, применительно к суду присяжных): освободить человека от ответственности за его явные и тайные мысли, поступки значило бы лишить его нравственной свободы, навсегда убить в нем живую личность. Для художника любой суд не прав, кроме одного – Страшного. Противоречие между судом и Страшным судом и составляет генеральный – и гениальный – конфликт всего его творчества [415] . Вытаскивая подсудимого (Раскольникова) на Страшный суд, писатель прокладывал «путь к истине». Человек должен измениться не от внешних причин, а не иначе как от перемены нравственной. [416] Утверждая, что не «одним лишь влиянием внешних условий» рождается или устраняется зло людское, писатель-предсказатель подчеркивал, что «зло таится в человеке глубже, чем предполагают обычно» [417] .

Анализируя этот криминалистический аспект творчества Ф. М. Достоевского, А. Ф. Кони также обратил внимание на проблему «двух судов» и глубоко заметил: «У него, у этого виновника, может оказаться свое наказание… И перед вопросом о том, как слагается и как и в каких проявлениях осуществляется это свое наказание, невольно остановится юрист. Для него будет ясно, что чем более гармонии, соответствия между этими poena scripta и poena nata (наказание по закону и наказание естественное), тем жизненнее и целесообразнее система наказаний, тем лучше исполняет она свою задачу – вкладывать исправительное в карательную форму». В другом месте А. Ф. Кони, будто обращаясь к нынешним юристам, пророчески замечает: «Драгоценное правило, живучее и нужное и теперь для судебных деятелей, чтобы напомнить им о фактической точке опоры, неизбежной для того, чтобы психологические построения их были орудием правосудия, а не проявлением лишь находчивого ума, работающего in anima vili» (на живом существе) [418] .

Начало «эпохи судей» в Библии обозначено как акт Божьего промысла: «И воздвигал (им) Господь судей» (Суд. 2. 16). Примечательно, что богоучрежденность суда ярко проявляется даже в перенесении этого тезиса в народную мудрость: все профессии от людей, три профессии от Бога – учить, лечить, судить.

Факт появления и существования независимой судебной власти до традиционного разделения властей и становления иных ветвей власти (в частности, царской власти, монархии) сам по себе имеет непреходящую ценность. Он дает основание для выводов о первичности суда и его достаточности для функционирования общества и государства при условии его независимости и сформированного стабильного законодательного поля [419] . Действительно, христианство не отменяет последовательности функций воплощения в суде закона: вначале свет (закон), а потом твердь (суд): «Суд же состоит в том, что свет пришел в мир» (Ин. 3,19). Прямая зависимость порядка, мира в стране и ее процветания от судебной власти и от исходящих от нее гарантий последовательно подчеркивается в Книге Судей (Суд. 2, 19; 3, 12; 4, 1; 6, 1; 8, 33 и др.) Период отсутствия судьи характеризовался утратой мира и «смутой», гражданской войной (Суд. Гл. 19, 20).

Эти положения впоследствии нашли реализацию и внедрение в теории и практике правового государства как государства судей, где право, не только согласно великим философам, согласно нашим современникам [420] , но и по Библии, выступает «мерой свободы»: «Я не служу царю, а повинуюсь повелениям закона»(2 Мк. 7, 30.) Задолго до наших дней библейские пророки, видные античные мыслители и философы также видели в законе и суде источник силы государства [421] .

Приведенные оговорки, соответствующие концептуальным положениям Русской православной церкви, в известной мере объясняют отношение в целом к христианским началам суда и современного правосудия не как к неким узким корпоративным идеалам, а как к базовым общественным ценностям, т. е. как к общественному благу.

Правовой аспект темы суда тесно взаимосвязан с философским, с триадой гносеологии, аксиологии и онтологии, с категориями сущность и явление, форма-содержание, принципом дополнительности и др.

Собственно внутри правового аспекта и в его рамках также выделяется множество различных составляющих, отвечающих, как минимум, на три системообразующих вопроса: кто судит, как судит, за что судит. По существу, речь идет о судоустройственных и судопрозводственных проблемах судебной власти, а также о судейском усмотрении в применении норм материального права и его пределах.

Кроме того, для целей настоящей главы представляется возможным ограничить тему правосудия вопросами, относящимися преимущественно к судам общей юрисдикции, для чего также имеются определенные основания. По мнению ряда авторитетных юристов, было бы странным и смешным искать христианские корни деятельности сегодняшних арбитражных и конституционных судов [422] . Действительно, трудно представить, чтобы в вероучении буквально речь шла о современном выделении подведомственности вопросов в рамках судебной власти и др. Однако анализ христианских источников свидетельствует о том, что в них в разной степени представлены первоосновы деятельности различных судов: общих и специализированных, но преимущественно судов общей юрисдикции.

Библейские суды в основном рассматривали споры между людьми, т. е. физическими лицами, не только уголовно-правовые, но и гражданские. Это не исключало наличия иных специализированных судов (например, из представителей старейшин) для разрешения особых имущественных споров, в том числе юридических лиц; в целом такие суды действовали на основании тех же христианских начал. Появление судов обусловлено социальной потребностью рассудить членов общества, людей и никаких иных представителей живого мира. В том числе с учетом того, что «худые сообщества развращают добрые нравы» (I Кор. 15, 33). А «вера без дел мертва» (Иак. 2,20).