Сергей Жинкин - Психологические проблемы эффективности права

Как отмечается, роль, отводимая праву, зависит от того, каким видится обществу вселенная и человек [499]. Ж. Маритен, говоря о рационализации политической жизни, указывает, что существует два противостоящих друг другу пути решения этой проблемы. Наиболее легкий путь (он ведет к дурному результату) – это технический, или «искусственный», путь. Наиболее тяжелый (но конструктивный и прогрессивный) – это моральный путь. По мнению Ж. Маритена, «противостояние технической рационализации, использующей средства, внешние человеку, и моральной рационализации, при которой средствами выступают сам человек, его свобода и добродетель, – такова драма, с которой человеческая история сталкивается ежедневно, лицом к лицу» [500].

Нельзя не согласиться с социологом В. А. Бачининым в том, что психологическая детерминация законопослушного поведения гораздо глубже и действеннее императивов государственной власти. Правовые эмоции в силу своей древности и укорененности в человеческой психике позволяют людям иметь безошибочные интуитивные представления о справедливости как ключевой категории права. Поэтому психологические разработки имеют важное значение при анализе проблем мотивации как правового (девиантного, деликвентного, криминального) поведения личности [501].

Правильное понимание взаимосвязи нормативных и психологических моментов, в том числе в контексте обеспечения эффективности права, должно исходить из того, что правовая форма создает специальные предпосылки для регулирования человеческого поведения, которые реализуются через внутренние личностные (психологические) условия. В связи с этим необходим более широкий взгляд на характер действия права в рамках правового регулирования.

Традиционно право рассматривалось как внешняя по отношению к личности сила, реализующая одностороннее воздействие на ее сознание и волю. Способы воздействия и соответствующего ему реагирования со стороны личности определялись при этом как производные от содержания и формы выражения правовых предписаний, а также от характера санкций за их неисполнение. В действительности все обстоит гораздо сложнее, поскольку в процессе правового регулирования определяющую роль играет личность с присущей ей способностью к самоорганизации и управлению своим социальным поведением. Реализация ее внутреннего потенциала через осознанное использование своих прав и выполнение обязанностей требует, наряду с применением юридических средств, предписывающих и ограничивающих образ действия личности, все шире использовать средства, стимулирующие ее социальную активность, диспозитивные формы регулирования, предусматривающие нормативное определение юридических возможностей в пределах социально оправданной свободы выбора [502]. В данном контексте несомненный интерес представляет использование принципов и методов синергетики.

К сожалению, во многих работах формирование и развитие права, по сути, отрываются от самого его творца – человека, его мировоззрения, его высших основополагающих духовных, психологических принципов, а сами эти принципы попросту игнорируются. З. Фрейд в свое время писал: «Нельзя предположить, что экономические мотивы являются единственными, определяющими поведение людей в обществе. Уже тот несомненный факт, что различные лица, расы, народы в одинаковых экономических условиях ведут себя по-разному, исключает единовластие экономических мотивов. Вообще непонятно, как можно обойти психологические факторы, когда речь идет о реакциях живых человеческих существ, ведь дело не только в том, что они уже участвовали в установлении этих экономических отношений, и при их господстве люди не могут не вводить в игру свои первоначальные влечения, свой инстинкт самосохранения, свое стремление к агрессии, свою потребность любви, свое желание получать удовольствие и избегать неудовольствия» [503].

П. А. Сорокин, анализируя предмет социологии, отмечал, что общество «дано только там, где дано несколько единиц (индивидов), одаренных психикой и связанных между собой процессами психического взаимодействия… Социология изучает только такие общества, где члены последнего, помимо неорганических и органических процессов, связаны еще взаимодействием психическим, то есть обменом идей, чувств, волевых устремлений, короче – тем, что характеризуется словом “сознание”». Поэтому он определял социологию как «науку о родовых свойствах и основных закономерностях социально-психологических явлений» [504].

В советской юридической науке, исходившей из марксистского постулата об обусловленности права экономическим базисом, экономическими условиями жизни общества, также звучала мысль о влиянии субъективных факторов на правовые процессы. В частности, отмечалось, что «общественное бытие отображается правом, как и другими областями общественного сознания, не механически, не “зеркально”, а с “налетом” неповторимых черт его творца – правотворческого субъекта. В этом смысле право – не только отражение общественного бытия, но и самовыражение личности законодательного субъекта, несущей на себе отпечаток психофизиологических особенностей составляющих его индивидов, их личного опыта, условий жизни и др. Кроме того, на законотворчество могут так или иначе влиять любые иные продукты духовного производства (в том числе существовавшие ранее, а также сосуществующие с данным законодательством правовые системы других государств). Разумеется, указанное воздействие опосредуется опять же правосознанием законодателя» [505]. М. Ф. Орзих писал, что «право в макросоциальной системе – субъективный фактор. Объективным феноменом оно выступает здесь только в гносеологическом плане: как явление, существующее вне и независимо от сознания познающего субъекта, в качестве “социальной реальности” (С. Ф. Кечекьян, Б. В. Шейндлин), “юридического бытия” (И. Е. Фарбер), “объективной реальности” (А. А. Тилле, Д. А. Керимов), “специфической объективной реальности” (С. С. Алексеев)» [506].

Как известно, господствовавший долгое время в отечественной науке «социологизированный» взгляд на человека, как представляется, предопределял и некоторую односторонность в понимании основ правового воздействия на личность, а значит, и основ эффективности нормативных предписаний. На вооружение была взята мысль К. Маркса (знаменитый шестой тезис о Фейербахе) о том, что человек представляет собой совокупность всех общественных отношений.

Таким образом, как справедливо отмечает Л. В. Кондратюк, некоторое «единство» личности растворялось в названной «совокупности» и главное – без остатка [507]. Другими словами, по выражению П. А. Флоренского, человеческая личность была сведена до такого состояния бездуховности, когда в качестве формулы, объясняющей преступление, применимы выражения: «не я делаю, а со мной делается», «не я живу, а со мной происходит» [508].