Петер Ханс Тирген - Amor legendi, или Чудо русской литературы

Несмотря на то что предложенное исследование не охватывает всех касающихся нашей проблемы текстовых свидетельств, и расширение его источниковедческой базы было бы весьма желательно, оно все-таки демонстрирует тот факт, что афоризм Теренция имел в славянском мире свою собственную, насыщенную смыслом и весьма знаменательную историю.

В опубликованной в 1928 г. статье «К истории слова “нигилизм”» М.П. Алексеев справедливо констатировал, что понятие «нигилизм» – как русское, так и западноевропейское – требует «специальной биографии» [1046]. Алексеев был первым ученым, который внес названной статьей существенный вклад в эту «биографию», причем особое внимание им было уделено предыстории этого понятия вплоть до «Отцов и детей» Тургенева. В собранном Алексеевым материале содержатся иллюстрации истории слова «нигилизм» в России, не потерявшие своей ценности и сегодня. Уже в этой небольшой по объему работе молодого тогда исследователя проявились та начитанность и многосторонняя ученость, которые позже сделали М.П. Алексеева воплощением русской энциклопедической эрудированности.

Однако, несмотря на всю основательность, в работе Алексеева имеются некоторые пробелы и неудачные формулировки, что объясняется неудовлетворительным в то время состоянием издательской и научно-исследовательской практики. Неточным является предположение Алексеева о том, что слово «нигилизм» якобы встречается «впервые в русской литературе» в 1829 г. у Н.И. Надеждина [1047]. Несостоятельным, далее, представляется высказывание Алексеева о происхождении слова «нигилизм» у Надеждина. Алексеев пишет: «Надеждин едва ли знал это слово в его западноевропейском значении. Источником его словообразования были непосредственно классические языки» [1048]. Конечно, Надеждин был знатоком древних языков [1049], однако весьма сомнительно, и даже ошибочно выводить его словоупотребление из, например, латинского языка. Намного более вероятно, что источник понятия «нигилизм» следует искать у Жан Поля. Для подобного утверждения имеются следующие основания.

Начиная с первой трети XIX в. Жан Поль (Иоганн Пауль Фридрих Рихтер) был широко известен в России, и задолго до появления «Антологии» из Жан Поля Рихтера (СПб., 1844) в разных журналах публиковались переводы кратких отрывков из его произведений [1050]. К числу особенно хороших знатоков Жан Поля относился В.А. Жуковский, который лично познакомился с немецким поэтом в 1821 г. в Байрёйте [1051]. До этого Жуковский знал в первую очередь «Приготовительную школу эстетики» Жан Поля, второе немецкое издание которой, вышедшее в 1813 г., имелось в его личной библиотеке. В этом издании рукой Жуковского отмечены различные фрагменты, некоторые из них выписаны им позже, примерно в 1818 г., на языке оригинала в особую тетрадь конспектов, опубликованную впервые в 1984 г. томским литературоведом А.С. Янушкевичем [1052]. Особое внимание Жуковского привлекла тогда первая часть «Приготовительной школы…»; здесь Жан Поль в первом отделе пишет «Über die Poesie überhaupt» («О поэзии вообще») и озаглавливает второй и третий параграфы «Poetische Nihilisten» («Поэтические нигилисты») и «Poetische Materialisten» («Поэтические материалисты») соответственно. Кроме того, Жуковский выписывает из четвертого параграфа цитату, в которой дается более подробное определение так называемых поэтических нигилистов, противопоставляемых «поэтическим материалистам». Там же говорится, что сутью как одних, так и других является «Unpoesie» (непоэтическое) [1053].

Что понималось тогда под «поэтическим нигилизмом»? [1054]Жан Поль обозначал этим словосочетанием тот «дух времени» поэтической романтики, который отвергал подражание природе и предпочитал традиционному мимесису антиреалистические плоды фантазии. «Поэтический нигилист» не связан более ни с природой, ни с обществом, ни с религией, ни с историей. Как «презирающий реальность», он с большим усердием описывает ужасные сценарии потери Бога и лишенного смысла космоса, в котором вместо Абсолютного и Категоричного доминирует «чудовищное Ничто». Синонимами этого «Ничто» являются образы бездны, пустоты и пустыни. При описании подобных сцен «поэтический нигилист» испытывает эстетическое наслаждение, и ужас переходит в категорию прекрасного. Ставшая безудержной фантазия находит поэтическое наслаждение в аморальном и сатанинском. В своем элитарном субъективизме поэт сам возводит себя в боги. Нигилизм, понимаемый таким образом, определяется также как «самообожествление» и «химеризм». В качестве иллюстраций подобной литературы в то время назывались «Ночные бдения» Бонавентуры или – позднее – произведения «вырожденного байронизма».

Другие высказывания Жуковского о поэтическом нигилизме мне неизвестны. Однако следует признать, что Жуковский употребил слово «нигилист» за 10–15 лет до Надеждина. И несомненным источником его словоупотребления была «Приготовительная школа эстетики» Жан Поля.

То, что у Жуковского было записью едва ли не частного характера, стало официальным хрестоматийным знанием в 1830-е годы у С.П. Шевырева. В вышедшей в 1835 г. «Истории поэзии» и последовавшей за ней в 1836 г. «Теории поэзии» Шевырева уже было прямое обращение к Жан Полю, причем подробного анализа удостоилось и противопоставление «поэтических нигилистов» «поэтическим материалистам» [1055]. При этом Шевырев также приводил цитату, которая была отмечена Жуковским в «Приготовительной школе эстетики», чтобы вслед за Жан Полем классифицировать как «Unpoesie» (непоэтическое) и литературу, односторонне направленную на фантастическое (нигилистическую), и литературу, односторонне направленную на подражание природе (материалистическую). Как и Жан Поль, Шевырев утверждал, что настоящая литература может возникнуть только из синтеза этих двух крайностей [1056]. По его мнению, примеры этого можно найти в творчестве Гомера, Данте, Шекспира и, частично, Гёте.

Публикации Н.И. Надеждина, в которых автор также обращается к понятию «нигилизм», хронологически расположены между выписками Жуковского и трудами Шевырева.

В 1830 г. Надеждин пишет диссертацию на латинском языке [1057]о происхождении и сущности романтической поэзии, которая явилась важным, но одновременно и провокационным вкладом в разгоревшуюся в то время в России дискуссию о романтизме. Однако еще в конце 1820-х годов он публикует в различных русских журналах работы по теме будущей диссертации. Общей основной идеей этих публикаций была решительная борьба против романтизма, понимаемого как «вырожденный байронизм», и его российских приверженцев. Широкий резонанс, вызванный этими публикациями, объяснялся не в последнюю очередь тем, что в них к вышеуказанным приверженцам причислялся и Пушкин, отдельные произведения которого подвергались особенно острой критике.