Александр Ливергант - Пэлем Гренвилл Вудхаус. О пользе оптимизма

С заданием допросить (или, скажем мягче, расспросить) «предателя Родины» Маггеридж не справился – зато сумел набросать довольно точный психологический портрет писателя, который, к чему скрывать, сразу же ему приглянулся.

«Этот человек, – пишет Маггеридж в своем очерке «Вудхаус в затруднительном положении», – не приспособлен к жизни в эпоху идеологических конфликтов. Идеологических противников для него не существует, на ненависть он попросту не способен. При таком темпераменте он не может быть образцовым гражданином в середине XX века… Из-за природной скромности, а может быть, и робости он уходит в себя, даже его юмор – это своеобразная маска, под которой он прячется. Он не витает в облаках и не припадает к земле – он ни то, ни другое; он – посередине, на ничейной территории. Являются ли его радушие, доброта не более чем искусной маской, за которой скрывается совсем другой Вудхаус, – сказать невозможно».

Понравилась Маггериджу и Этель:

«Какая же она энергичная, живая! Изо всех сил старается быть мудрой и предприимчивой. В не меньшей степени, чем Вудхаус, хочет казаться наивной, не от мира сего. Она – смесь миссис Куикли и Флоренс Найтингейл [80] Миссис Куикли – в первой и второй частях шекспировского «Генриха IV» – хозяйка таверны «Кабанья голова». В «Виндзорских насмешницах» – домоправительница доктора Каюса. В «Генрихе V» – жена Пистоля. Флоренс Найтингейл (1820–1910) – английская медсестра; организатор и руководитель отряда санитарок во время Крымской войны. , есть в ней что-то и от леди Макбет».

В свою очередь, и Маггеридж тоже пришелся Вудхаусам по душе. Он скрашивал им нелегкую жизнь в послевоенном Париже, приходил на помощь, если возникала нужда, а нужда, как мы вскоре увидим, возникала постоянно. Знакомил с нужными и интересными людьми – с Оруэллом, Займеном. Давал советы, без которых Плам и Этель шагу не могли ступить, – положение Вудхауса ведь и впрямь было непростым. Вслед за издателем Вудхауса Гербертом Дженкинсом, его агентом по правам А. П. Уоттом и золовкой покойной Леоноры, членом Парламента от консерваторов Тельмой Казалет-Кир, советовал писателю «сидеть тихо и не высовываться», разговоров о пресловутых радиопередачах не вести, интервью не давать. Главное же – не «качать права»: я, мол, ни в чем не виноват, хотел как лучше. Но одними советами сыт не будешь – и Маггеридж посылает Вудхаусам продукты, выполняет их поручения, когда ездит в Англию. Когда же весной 1945 года его отозвали в Лондон, Вудхаус написал ему проникновенное письмо, где есть такие строки:

«Нам Вас очень не хватает, Малькольм. Порой мы пытались выразить Вам всю нашу благодарность за вашу трогательную заботу, но, боюсь, эти попытки не увенчались успехом».

А 9 сентября 1944 года в «Бристоле» состоялся уже настоящий допрос; вел его майор Кассен из МИ-5. Кассен специально прилетел в Париж с поручением выяснить подробности поведения и образа жизни Вудхаусов во время войны; если Маггеридж был следователем-любителем, то Кассен – профессионалом. Тут уж было не до крепких рукопожатий, бокала вина, литературы и разговоров о столичных клубах. Кассен держался холодно, суховато, в «Бристоль» с 9 по 12 сентября являлся как на работу, в одно и то же время, и часами, делая пометки в блокноте, задавал Вудхаусу и его жене десятки вопросов – и проходных (или они только на первый взгляд казались проходными?), и неудобных. Сотрудника МИ-5 интересовало абсолютно всё. Как складывалась жизнь Вудхауса до 1939 года? Как протекала его жизнь в Лэ-Тукэ до ареста? Его пребывание в Тосте, распорядок дня, круг общения? Настроение в лагере, как оно менялось? Когда впервые зашел разговор о радиопередачах? С кем и при каких обстоятельствах? Как Вудхаус был освобожден из лагеря? Один или вместе с кем-то еще? Жизнь Вудхауса в Берлине до и после радиопередач? Круг общения в Берлине? Жизнь Вудхауса в оккупированном Париже с осени 1943-го по август 1944-го? Круг общения? Финансовое положение?

Серьезных обвинений против Вудхауса и его жены, которые могли бы повлечь за собой судебный процесс и приговор, явно не набиралось; во всяком случае, Кассен в своем 15-страничном отчете не выдвинул ни одного. Вместе с тем, выводы, к которым пришел майор британских спецслужб в результате разговора с Вудхаусами, были отнюдь не обнадеживающими.

Вот вкратце эти выводы.

Судя по всему, и Вудхаус, и его жена плохо представляли, как следует вести себя с немцами.

Вудхаус, в еще большей степени, чем его супруга, падок на лесть, он легко поддавался на комплименты, которые намеренно и недвусмысленно расточали ему нацисты.

Из всего, сказанного миссис Вудхаус, следует, что в Германии она вела себя вызывающе и охотно принимала знаки внимания, оказываемые ей немецкими официальными лицами.

Поведение в Германии мистера и миссис Вудхаус, – подводит итог Кассен, – вызывает серьезные нарекания; это поведение было в высшей степени неразумным и легкомысленным. «Предоставив свой голос и свои личные качества немецкой радиовещательной компании, Вудхаус совершил действие, которое противник сумел использовать в своих интересах». Если перевести эту фразу с бюрократического языка (Кассен – по профессии барристер) на человеческий, только один этот вывод, при всей своей расплывчатости, мог бы стать предметом судебного разбирательства. (А будь Вудхаус не английским, а советским подданным, этого вывода было бы более чем достаточно, чтобы без суда и следствия поставить его к стенке.)

Главный вывод, однако, был в пользу Вудхауса: никаких законов писатель в военное время не нарушал, а потому «суду присяжных, – беспристрастно отмечал Кассен, – будет не просто предъявить мистеру Вудхаусу обвинение в намерении оказать содействие противнику». Все обвинения, таким образом, выглядели скорее как порицание, не предполагавшее серьезного наказания.

Дело, однако, закрыто не было: когда Кассен допрашивал Вудхаусов, война еще продолжалась; предстояло, чтобы подтвердить или опровергнуть показания писателя, допросить и Пауля Шмидта, и Вернера Плака, и лагерфюрера Бухельта, и Ангу фон Боденхаузен, и Михаэля Фермерена, чего, «по объективным причинам», сделано не было (и не будет). В результате Вудхаус всю оставшуюся жизнь оставался, как говорится, между небом и землей – и умер, так и не зная наверняка, закрыто его дело или нет.

Не закрыто, но забыто. Эта формула точнее всего определяет на сегодняшний день юридический статус знаменитого писателя. А ведь в живых его нет уже почти полвека. Подобное положение дел вполне согласуется с высказыванием Черчилля, с нескрываемым раздражением писавшего 7 декабря 1944 года министру иностранных дел Энтони Идену о деле Вудхауса: