Олег Лекманов - «Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

(145, с. 2)

С. 207 Зимний вечер. Мы, то есть Мандельштам, Георгий Иванов и я, пьем чай у Гумилева. – Этот вечер можно датировать началом января 1921 г. (228, с. 188).

С. 208 Спички шведские… – Потом огонь! – Шведские спички были названы так в честь шведского химика Густафа Эрика Паша, в 1844 г. запатентовавшего спичку, в которой в качестве горючего материала использовался безопасный красный фосфор. Приведенное в комментируемом фрагменте стихотворное присловье было долгое время популярно в Советской России. Сравните, например, в повести С. Григорьева “Лестница любви” (1927): “Магда привстала, села на полу и смотрит: кто-то чиркнул спичкой и ворчит: – Спички шведские, головки советские: пять минут вонь – потом огонь” (114, с. 128).

С. 208 Существовала и особая разновидность их – “античная глупость”. — Так этот цикл домашних шуточных стихотворений, сочинявшихся главным образом Мандельштамом во времена первого “Цеха поэтов”, назван и в мемуарных заметках Г. Иванова, подробнее, чем О., охарактеризовавшего тексты цикла: они “по заданию должны были соединять классическую простоту формы с истинно античной просветленно-глубокомысленной глупостью” (157, т. 3, с. 227). В мемуарах еще двух участников первого “Цеха” – Пяста и Ахматовой – цикл назван “Антологией античной глупости” (321, с. 174; 26, с. 123).

Почти одновременно с первой публикацией тех фрагментов НБН, в которые вошел и комментируемый микрофрагмент (273, с. 66), в альманахе “Воздушные пути” в разделе “Шуточное” был напечатан такой текст:

“Григорий Семенович Рабинович, ныне здравствующий в Аргентине, в молодости, в Петербурге, дружил с Осипом Эмильевичем Мандельштамом.

Он сообщает следующее:

В декабре 1911 г. Мандельштам явился в «Бродячую собаку» и сказал экспромтом:

«Господа, я нашел за границей, в Италии, пергаменты неизвестного поэта Caius’a Stultitius’a и перевел их; они отличаются закругленной античной глупостью; вот они…»” (82, с. 24).

Далее было напечатано несколько стихотворений из “Антологии античной глупости”, в том числе одно, с небольшой ошибкой приведенное О. в НБН: “Делия, где ты была? – Я лежала в объятьях Морфея. / Женщина! ты солгала! – в них я покоился сам” (у О.: “Ливия, где ты была…”; см. с. 208).

С. 208 Сын Леонида был скуп… – мне же любезны друзья. – В письме к В. Маркову от 22 июня 1956 г. Г. Иванов называет автором этого двустишия Мандельштама (438, с. 39–40).

С. 208– Ливия, где ты была?.. – В них я покоился сам. – В письме к В. Маркову от 22 июня 1956 г. Г. Иванов называет автором этого двустишия Лозинского (438, с. 39). Как и в публикации в “Воздушных путях”, у Иванова не “Ливия”, а “Делия” (там же).

С. 209 Пепли плечо и молчи… – …подчеркивало его несмолкаемую разговорчивость. – В журнальной публикации фрагментов НБН к этому двустишию была сделана такая пометка: “И уже сочиненное в мое время” (273, с. 66). Ахматова предполагала, что автор двустишия – “это может быть даже Гумилев. Куря, Осип всегда стряхивал пепел как бы за плечо, однако на плече обычно нарастала горка пепла” (26, с. 124). Текст двустишия у Ахматовой чуть иной, чем в комментируемом фрагменте НБН: “Пепел на левом плече – / Ужас друзей: – Златозуб” (там же). А Пяст раскрывает источник прозвища “Златозуб” и цитирует еще одно стихотворение о Златозубе, автором которого он предположительно называет Лозинского:

“Не он ли, наконец, и автор пародии на некую строфу из Шиллерова «Кубка»?

У Шиллера-Жуковского:

У Лозинского (дело идет о «Клубе Поэтов», возникшем в доме Мурузи в 1921 году):

(321, с. 174)

Приведем здесь полностью ту строфу из баллады Шиллера “Кубок”, переведенной Жуковским, которая перепета в пародии на Мандельштама:

(138, с. 165)

С. 209– Баллада о дуэли, – повторяет Георгий Иванов… – …придуманной Гумилевым. – Приведем полный текст “Баллады о дуэли” Г. Иванова:

(158, с. 432)

В журнальной публикации отрывков из НБН вслед за комментируемым фрагментом следовал такой текст:

“Дав Мандельштаму и нам с Гумилевым отсмеяться, Георгий Иванов, сохраняя все тот же важный тон, заканчивает свою балладу описанием роковой дуэли, после которой на месте, где она происходила, нашли только —

Действительно, и Гумилев, и Мандельштам ухаживали за одной и той же молодой актрисой, предпочитавшей им, кстати, третьего, о чем немного позже была написана Георгием Ивановым басня. Но сейчас оба «соперника» дружно, восторженно хвалят балладу, и Гумилев тут же садится записывать ее под диктовку Георгия Иванова.

Мне давно пора домой. Я прощаюсь, хотя мне и очень жаль уходить. Мандельштам срывается с места.

– Я пойду вас проводить. Только ты, Жорж, подожди меня. Я сейчас вернусь. Нам ведь по дороге.

– Подождет, – обещает Гумилев. – А я к твоему возвращению найду морковные лепешки, сладкие до одури. Гадость неестественная. Но тебе понравится. Мне из дому прислали.

– Сладкие? На патоке? – Мандельштам явно заинтересован морковными лепешками. Желание поскорее приступить к их уничтожению борется в нем с рыцарским желанием проводить меня.

– Я отлично дойду одна, – говорю я. – Ведь еще не поздно. Я привыкла.

Но он уже натянул свое пальто, надел калоши и широко, решительным жестом распахивает передо мною кухонную дверь” (273, с. 67–68).

В зачине этого фрагмента О. не путает, а сознательно (что редко встречается в НБН) отступает от хорошо известных ей реальных фактов: с Ольгой Арбениной-Гильдебрандт у Гумилева был роман, а влюбленность в нее Мандельштама была односторонней. Сравните в письме Г. Иванова к В. Маркову от 22 июня 1956 г.: “У Гумилева была любовница барышня Арбенина. Приехал Мандельштам <���…> и влюбился в нее. Они – т. е. Гумилев и Мандельштам стали на этот счет ссориться. «Заплати за меня» – Мандельштам Гумилеву в Доме Литераторов. Гумилев: «За предателей не плачу!»” (438, с. 40). Речь идет о конце декабря 1920 г. (228, с. 186). Сама О. Гильдебрандт-Арбенина полагала, что О. прямо не упомянула обо всей этой истории потому, что “не хотела, верно, писать” о своей сопернице “в связи с Гумилевым” (96, с. 456).