Олег Лекманов - «Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

С. 224 …то о Рильке, то о Леопарди, то о Жераре де Нервале, то о Гриммельсхаузене… – Перечисляются имена австрийского поэта Райнера Марии Рильке (Rainer Maria Rilke; 1875–1926), итальянского поэта Джакомо Леопарди (Giacomo Leopardi; 1798–1837), французского поэта Жерара де Нерваля (Gе́rard de Nerval; 1808–1855) и немецкого прозаика Ганса Якоба Кри́стоффеля фон Гриммельсга́узена (Hans Jacob Christoffel von Grimmelshausen; ок. 1622–1676). Ни один из них ни разу не упоминается в стихах и статьях Мандельштама, хотя поэт, разумеется, и мог испытывать интерес к этим авторам и рассказывать о них О. В частности, возможное влияние поэзии Жерара де Нерваля на Мандельштама рассмотрено в специальной статье: 374, с. 420–447. Отметим, что в журнальной публикации фрагментов НБН набор имен был чуть иным. Там рассказывается, что Мандельштам “будто случайно” заводил “разговор то о Рильке, то о Новалисе и Тике, то о Гримельсхаузене” (273, с. 78).

С. 224 Так, это он открыл мне, что последние строки “Горе от ума” – перевод последних строк “Мизантропа”. И что… Алцест не так уж решительно и навсегда порывает со “светом”. — Сопоставление Чацкого с героем комедии Мольера “Мизантроп” Альцестом делалось уже первыми читателями “Горя от ума”. Так, М. Дмитриев в 1825 г. отмечал, что Чацкий – это “мольеров Мизантроп в мелочах и в карикатуре” (128, с. 113). Подробно эти два произведения в 1881 г. соотнес А.Н. Веселовский (79, с. 91–112).

С. 224 …сам великий литспец (слова “литературовед” тогда еще не существовало)… – Хотя дефиниция “литературовед” эпизодически употреблялась русскими исследователями уже в конце XIX в.; в частности, ее можно найти в книге А.И. Соболевского 1890 г. (341, с. 16), “широко привился этот термин <���…> в русском употреблении примерно с 1924–1925 гг.” (397, с. 477). Нужно отметить, что определение “литспец” использовалось в эту же эпоху, только, в отличие от “литературоведа”, воспринималось оно как специфически “советское”. Сравните, например, с характерной игрой слов в статье Ю. Либединского 1923 г.: “«Родовы и Лелевичи» великолепно знают, что орудовать в литературе аналогиями, добытыми из хозяйства и военного дела, нельзя, и знают, что если партия по отношению к воен- или хозспецу ведет одного типа политику, то по отношению к « литспецу » (в каковой чин тов. Воронский, очевидно, произвел Толстого, Ходасевичей, Пильняков и проч.) вести такую же политику она не может” (206, с. 59).

С. 224 От Мандельштама же я узнала, что лозунг “Мир хижинам, война дворцам” принадлежит не Ленину, а Шамфору. – О том, что лозунг “Paix aux cabanes, guerre aux palais!” был впервые сформулирован Себастьеном-Рок Никола де Шамфором (Sébastien-Roch Nicolas de Chamfort; 1741–1794) можно узнать из биографической статьи о нем А.А. Смирнова, помещенной в известном энциклопедическом словаре Гранат в 1910 г. (423, с. 77). Ленин использовал этот лозунг в финале статьи “О мире без аннексий и о независимости Польши, как лозунгах дня в России” 1916 г. (203, с. 249).

С. 225– Знаете, я с детства полюбил Чайковского… – …кубарем по лестнице. – Этот монолог представляет собой беззастенчивый монтаж из нескольких фрагментов двух прозаических вещей Мандельштама – его “Шума времени” (1923) и “Египетской марки” (1927). Приведем здесь эти фрагменты.

“Рижское взморье – это целая страна. <���…>

В Дуббельне, у евреев, оркестр захлебывался патетической симфонией Чайковского, и было слышно, как перекликались два струнных гнезда.

Чайковского об эту пору я полюбил болезненным нервным напряжением, напоминавшим желание Неточки Незвановой у Достоевского услышать скрипичный концерт за красным полымем шелковых занавесок. Широкие, плавные, чисто скрипичные места Чайковского я ловил из-за колючей изгороди и не раз изорвал свое платье и расцарапал руки, пробираясь бесплатно к раковине оркестра. <���…>

В двух словах – в чем девяностые года. – Буфы дамских рукавов и музыка в Павловске; шары дамских буфов и все прочее вращаются вокруг стеклянного Павловского вокзала, и дирижер Галкин – в центре мира.

В середине девяностых годов в Павловск, как в некий Элизий, стремился весь Петербург. Свистки паровозов и железнодорожные звонки мешались с патриотической какофонией увертюры двенадцатого года, и особенный запах стоял в огромном вокзале, где царили Чайковский и Рубинштейн” (“Шум времени” —см.: 226, т. 2, с. 69, 70, 45–46).

“Выведут тебя, когда-нибудь, Парнок, – со страшным скандалом, позорно выведут – возьмут под руки и фьюить – из симфонического зала, из общества ревнителей и любителей последнего слова, из камерного кружка стрекозиной музыки, из салона мадам Переплетник – неизвестно откуда, – но выведут, ославят, осрамят” (“Египетская марка”; там же, с. 11).

С. 225… “Моя душа – Элизиум теней…” – С перестановкой слов цитируется первая строка стихотворения Тютчева:

С. 225– А для Гумилева, как, впрочем, и для обожаемого им Теофиля Готье и Виктора Гюго, “музыка – самый неприятный из всех видов шума”. – С небольшой, но значимой купюрой цитируется знаменитый афоризм одного из самых любимых поэтов Гумилева, Теофиля Готье (Pierre Jules Thе́ophile Gautier; 1811–1872): “La musique est le plus dе́sagrе́able et le plus cher de tous les bruits” (“Музыка самый неприятный и дорогой из всех видов шума”) (436, p. 176). Сравните комментируемый фрагмент НБН со следующим суждением из мемуаров С. Маковского: “Гумилев настолько восхищался французским Учителем, что хотел быть похожим на него и недостатками. Готье не понимал музыки. Не раз говорил мне Николай Степанович не без гордости, что и для него симфонический оркестр не больше, как «неприятный шум»” (220, с. 218).

Виктор Гюго (Victor Marie Hugo; 1802–1885), как правило, писал и говорил о музыке восторженно. Приведем здесь одно из его самых известных высказываний об этом виде искусства: “La musique, qu’on nous passe le mot, est la vapeur de l’art. Elle est à la poе́sie ce que la rêverie est à la pensе́e, ce que le fluide est au liquide, ce que l’ocе́an des nuе́es est à l’océan des ondes” (“Музыка – это пары́ искусства. Она то же для искусства поэзии, что грезы для мысли, что для океана волн – океан облаков над ним”) (442, с. 120).

С. 225– А ваш “Извозчик” мне симпатичен, хорошо, что вы о нем написали балладу. – В журнальной публикации фрагментов НБН далее следовало: “Я только что написала свою «Балладу об извозчике» и прочла ее ему, когда мы шли на концерт” (273, с. 79). Убрала эту подробность О. из итогового варианта НБН потому, что тогда не сходились даты: получалось, что они с Мандельштамом возвращались с концерта летом 1921 г., но к этому времени поэт уже давно покинул Петроград (см. наш комментарий на с. 627).