Олег Лекманов - «Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

О. уехала за границу (в Ригу) не в сентябре 1922 г., вместе с Ивановым, а летом 1922 г. – одна. Напомним, что в начале декабря этого года С. Прокофьев в дневнике назвал ее невестой Б. Башкирова (см. с. 535–536). Дата рождения Георгия Иванова в этом документе указана неверно. На самом деле, как установила Анна Слащева по метрике полковой церкви 111-го Пехотного Донского полка в Ковно, он родился 29 октября 1894 года.

С. 233 Все исчезает, остается / Пространство, звезды и певец… – См. текст этого стихотворения Мандельштама на с. 605.

С. 233–234 Дверь открывается. – …и домашним вареньем. – Об этом фрагменте НБН Н. Мандельштам с гневом писала во “Второй книге”:

“…приехал Георгий Иванов. Он оставил у нас чемоданчик, убежал по делам, вернулся к вечеру и сразу отправился на вокзал. Он показался мне чем-то вроде мелкого эстрадника или парикмахера, и я удивилась, зачем они с такими водились. <���…>

В воспоминаниях Одоевцевой я прочла, будто я ходила в костюме Мандельштама и накормила гостя отличным обедом. Кто из них врет, я не знаю, но думаю, что Иванов застал меня в пижаме. У меня была – синяя в белую полоску. В Петербурге еще не знали пижам, и у меня там несколько раз спрашивали: «Это у вас в Москве так ходят?..» Эта пара – Иванов и Одоевцева – чудовищные вруны. <���…> Запад, впрочем, все переварит” (225, с. 148, 149).

По воспоминаниям переводчика и филолога Е. Витковского, О. следующим образом отреагировала на этот фрагмент “Второй книги”: “Она пишет, что была в пижаме… Наверное! Она же лучше знает, в пижаме или не в пижаме! Но я не знала, что по городу можно ходить в пижаме! Скажите, это важно?..” (81).

Только через много лет Марлен Дитрих ввела моду на мужские костюмы. – Это произошло в 1930 г., после того, как знаменитая немецкая, а впоследствии американская киноактриса Марлен Дитрих (Marie Magdalene “Marlene” Dietrich; 1901–1992) облачилась в мужской смокинг и белый галстук-бабочку для роли кабаре-певицы Эми Джолли в фильме Джозефа фон Штернберга “Марокко”.

…как “глиняные голубки”. — Нелепая отсылка к названию книги стихов Михаила Кузмина 1914 г. Нелепая, потому что у Кузмина не “голубки́”, а “голу́бки”.

С. 235 И, говорят, был безобразным в гробу. – Приведем фрагмент из мемуаров художника Юрия Анненкова, рисовавшего мертвого Блока: “Перемена была чрезвычайна. Курчавый ореол волос развился и тонкими струйками прилип к голове, ко лбу. Всегда выбритое лицо было завуалировано десятидневной бородой и усами. Перед положением в гроб, Блока побрили” (13, т. 1, с. 95).

С. 236 Георгий Иванов во что бы то ни стало хочет отвлечь его от черных мыслей… – Отсылка к реплике Сальери из “Моцарта и Сальери” Пушкина: “Бомарше / Говаривал мне: «Слушай, брат Сальери, / Как мысли черные к тебе придут, / Откупори шампанского бутылку / Иль перечти “Женитьбу Фигаро”»” (317, т. VII, с. 131–132).

С. 236 Кто может знать при слове “расставанье”… – Когда в Москве локомотив свистит? – Переделка строк из стихотворения Мандельштама “Tristia” (1918). См. его текст на с. 600–601.

С. 236 …О через все века… – Плаще ученика. – С искажениями цитируются строки из первой строфы стихотворения Цветаевой 1921 г.:

(389, с. 7)

С. 237 …то “в рыжем клетчатом пальто моем”… — Отсылка к стихотворению О. “Он сказал: «Прощайте, дорогая…»”. См. его текст на с. 512–513.

С. 237–238 Я смутно догадывалась, что Гумилев завидует Блоку… – …Блок и Гумилев – идейные противники. – После хронологически почти совпавших в сознании современников гибели Гумилева и смерти Блока сопоставление их поэтических миров сделалось общим местом мемуаров и критических статей.

Гумилевские оценки личности и творчества Блока, как правило, были максимально высокими. Смотрите, например, инскрипт Гумилева на книге “Колчан”: “Моему любимейшему поэту Александру Блоку с искренней дружественностью Н. Гумилев. 8 февраля 1916” (355, т. 1, с. 724). Себе же Гумилев отводил роль лучшего, чем Блок, оценщика поэзии и педагога. Ахматовой, когда во время Первой мировой войны Блока собирались призвать в армию, Гумилев сказал: “Неужели и его пошлют на фронт. Ведь это то же самое, что жарить соловьев” (143, с. 672). В разговоре с армейским сослуживцем (В.А. Карамзиным) Гумилев назвал Блока “генерал-майором” современной русской поэзии (Бальмонт удостоился чина лишь “штабс-капитана”) (137, с. 94). М. Слонимский в мемуарах приводит такой эпизод: “Запомнилось, как Гумилев после разговора с Блоком, на чей-то вопрос о том, почему он почти не возражает Блоку, ответил: «А что бы вы могли сказать, если бы разговаривали с живым Лермонтовым?»” (там же, с. 156). О. Гильдебрандт-Арбенина вспоминает об отношении Гумилева к Блоку так: “Если я ревновала Гумилева к кому-нибудь, то это предмет моего обожания в детские годы – А. Блок. <���…> Отношения «человеческие» между ними были хорошие и простые. Но он сказал как-то, если бы в Блока стреляли, он бы его заслонил” (96, с. 447). А Э. Голлербах по памяти цитирует следующую гумилевскую характеристику Блока: “Он лучший из людей. Не только лучший русский поэт, но и лучший из всех, кого я встречал в жизни. Джентльмен с головы до ног. Чистая, благородная душа. Но – он ничего не понимает в стихах, поверьте мне” (260, с. 19).

Отношение Блока к Гумилеву во многом диктовалось его категорическим неприятием акмеизма – той поэтической школы, которую Гумилев основал и возглавил. Не улучшило этого отношения и смещение Блока с поста председателя ПО ВСП, организованное при деятельном участии Гумилева. “Для Блока <���…> «гумилевщина» была непереносима”, – свидетельствовала Н. Павлович (297, с. 473). Итогом раздражения Блока против Гумилева стал фельетон Блока “«Без божества, без вдохновенья» (Цех акмеистов)” (1921), в котором поэзия оппонента была охарактеризована следующим образом: “В стихах самого Гумилева было что-то холодное и иностранное, что мешало его слушать” (55, т. 6, с. 181). Тем не менее только к раздражению, как мы увидим далее, отношение Блока к Гумилеву не сводилось.