Мария Елифёрова - #Панталоныфракжилет

Некоторая проблема заключается в том, что сочетаемость большинства слов так или иначе ограничена – грамматикой, стилистикой и даже самой реальностью. Мы можем сказать деревянный стул/ящик/дом или коровье/козье/кокосовое молоко , но не можем сказать – если только не сочиняем футуристическую поэму, – деревянный камень или электронное молоко. Апельсин бывает круглым, спелым, оранжевым или зеленым , но не синим или квадратным , если только до этого не дойдут успехи генной инженерии. Можно мчаться на велосипеде и мчаться по лестнице , но хотя можно бежать по лестнице , нельзя бежать на велосипеде . Бывает прелестная малышка , но не бывает прелестной малявки . А ведь Виноградов предлагал считать фразеологическими и такие сочетания, как злость берет, зависть берет, тоска берет и т. д. на том основании, что к положительным эмоциям глагол брать не применяется. Хотя, если вдуматься, названий эмоций, которые сочетаются в качестве подлежащего с глаголом брать , едва ли не больше, чем, например, любых существительных, которые могут служить дополнением к глаголам молотить или редактировать .

Все усложняется еще больше, когда речь заходит о заимствованных комбинациях слов. Например, русское выражение делать карьеру , хотя в него можно вклинить прилагательное ( блестящую или успешную ), по критериям Виноградова – фразеологическое сочетание. Однако во французском, откуда взято выражение faire (une) carrière , глагол faire свободно сочетается со множеством других абстрактных существительных: faire la guerre “воевать” (букв. “делать войну”), faire des excuses “приносить извинения” (букв. “делать извинения”), faire du bruit “шуметь” (букв. “делать шум”), faire la prière “молиться” (букв. “делать молитву”, ср. церковнославянское молитву творити ) и т. д. Это употребление глагола faire настолько распространено, что его нельзя считать фразеологически связанным. Стало быть, в исходном языке оборот может быть не фразеологизирован, а в принимающем он фразеологизируется.

Наконец, в разных научных традициях языкознания терминология существенно расходится. Русские лингвисты, в частности И. А. Мельчук, обращаясь к англоязычной аудитории, используют заимствованный из немецкой традиции термин phraseme , под которым они понимают фразеологизм в виноградовском широком значении. Но для английских и американских лингвистов это экзотика [167] И. А. Мельчуку даже приходилось специально пояснять перед англо-язычной аудиторией, что он вкладывает в понятие phraseme : Mel’čuk, Igor. “Phrasemes in Language and Phraseology in Linguistics”, Idioms: Structural and Psychological Perspectives . Ed. Martin Everaert, Erik Jan van der Linden et al. New York: Psychology Press, 1995. Pp. 167–232. . Более общепринято в англофонной науке понятие идиомы ( idiom ), которое соответствует первым двум типам фразеологизма по Виноградову – фразеологическому единству и фразеологическому сращению. Зато англоязычные лингвисты выделяют другие языковые единицы – коллокации ( collocation ) и клише ( cliché ). Коллокация – это частое соседство определенных слов в речи, например крепкий чай ( strong tea ), а клише – фактически любой стереотипный элемент не только речи, но также литературы, искусства и т. д. Например, dark shape “темный силуэт” в англоязычной фантастике или выражение что-то кольнуло в творчестве советских писателей.

Потому, чтобы избежать лишних сложностей, договоримся считать фразеологическими кальками только очевидные случаи, когда идиома (в английском понимании) одного языка становится идиомой же в другом языке, и при этом она более или менее дословно переводится. Нельзя, например, считать фразеологической калькой выражение а ля гер ком а ля гер (франц. à la guerre comme à la guerre ), это с точки зрения русского языка прямое заимствование, только не отдельного слова, а более крупной единицы. Но та же поговорка приводится по-русски и в форме на войне как на войне , и это уже фразеологическая калька. Разумеется, к области фразеологии также традиционно относятся пословицы – более развернутые высказывания, которые обычно имеют вид целого предложения.

Кроме того, мы не будем рассматривать многочисленные “бродячие” пословицы и идиомы, которые настолько похожи во многих родственных и неродственных языках, что установить, кто у кого их заимствовал, крайне трудно, – например, такие как брать быка за рога или птичье молоко [168] Мокиенко В. М. Рогатый бык, заморенный червяк и кофе по-московски с птичьим молоком // Мокиенко В. М. Образы русской речи: Историко-этимологические и этнолингвистические очерки фразеологии. – Л.: ЛГУ, 1986. – С. 17–30. . Нас будут интересовать только такие примеры, где источник заимствования надежно устанавливается.

Даже при таких ограничениях на поверку оказывается, что фразеологических калек в языках – огромное количество.

Первое место здесь принадлежит, конечно же, цитатам из Библии. Как ни упорствовали церковные иерархи, пытаясь объявить древние языки – иврит, латынь и греческий – сакральными, единственно возможными языками Библии, потребность в чтении на родном языке оказалась сильнее. Библию переводили на сотни языков – задолго до того, как в середине 1960-х гг. на Втором Ватиканском соборе католики окончательно упразднили обязательность богослужений на латыни. Парадоксальным образом современная РПЦ настаивает на сохранении церковнославянского в качестве особого сакрального языка богослужений, хотя более тысячи лет назад Кирилл и Мефодий, создавая славянские переводы Библии, боролись именно против представлений об особых сакральных языках и хотели, чтобы богослужение было понятно прихожанам. Просто за много веков кирилло-мефодиевские переводы перестали быть понятными восточнославянскому слуху. Так называемый Синодальный перевод на современный русский, по которому сейчас в основном и читают Библию миряне, вышел в 1876 г. и в официальной богослужебной практике РПЦ не используется [169] Подробно см.: Рижский М. И. Русская библия: История переводов библии в России. Изд-е 2-е. – СПб.: Авалон: Азбука-классика, 2007. (В переиздании сохранена советская орфография, по которой слово библия использовалось как имя нарицательное.) .

В результате часть библейских фразеологизмов, бытующих в современном русском, церковнославянские по форме, а часть восходит к Синодальному переводу. Вот несколько примеров.

Мы видим, что первые четыре фразеологизма взяты из церковнославянского текста, а последние три опираются на русский. Есть и такие, которые совпадают в церковнославянской и в русской версиях: мерзость запустения, краеугольный камень, соль земли . Поэтому неясно, происходят ли они из церковнославянской Библии или из Синодального перевода [170] Подробно см.: Дубровина К. Н. Библейские фразеологизмы в русской и европейской культуре. – М.: Флинта: Наука, 2012. .