Борис Аверин - Дар Мнемозины. Романы Набокова в контексте русской автобиографической традиции

Блок А. Собр. соч. Т. 5. С. 16.

Об идеях Мережковского в связи с контекстом набоковского творчества см.: Успенская А. В. Мережковский и Набоков // Литературоведческий журнал. 2001. № 15. С. 108–123.

О связи «Лолиты» с идеями Вяч. Иванова см. также: Сендерович С., Шварц Е. Закулисный гром: О замысле Лолиты и о Вячеславе Иванове // Wiener Slavistischer Almanach. 1999. Bd. 44. S. 23–47.

См.: Есаулов И. А. Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск, 1995. С. 238–266. Выступив с подобным утверждением, Есаулов оказался наследником тех взглядов на Набокова, которые были высказаны Г. Ивановым и Г. Адамовичем.

Кантор М. Бремя памяти: (О Сирине) // В. В. Набоков: Pro et contra. [Т. 1.] C. 237.

Мойнаган Дж. Предисловие // Набоков В. Приглашение на казнь. Paris, [n. d.]. С. 12.

Там же. С. 12–13.

Там же. С. 13.

О платоновских мотивах в «Приглашении на казнь» см. в статье С. М. Козловой «Утопия истины и гносеология отрезанной головы» (С. 183–186).

Davidov S. «Teksty-Matre hki» Vladimira Nabokova. S. 120–123.

См. об этом: Тамми П. Заметки о полигенетичности в прозе Набокова // Проблемы русской литературы и культуры. Хельсинки, 1992. С. 181–194; то же в кн.: В. В. Набоков: Pro et contra. [Т. 1.] С. 514–528.

Иванов В. Ты еси // Иванов В. Собр. соч. Т. 3. С. 264.

Там же. С. 266, 268. Еще раз подчеркнем, что мы предлагаем решение, не альтернативное тому, которое выдвинуто С. Давыдовым, а, так сказать, дополнительное по отношению к нему. На актуальность гностических мотивов для русского символизма указывалось неоднократно, в том числе и в связи с более всего интересующей нас темой памяти и воспоминания (см.: Hansen-L ve A. Der russische Symbolismus. System und Entfaltung der poetischen Motive. Bd. 2. Mytopoetischer Symbolismus. 1. Kosmische Symbolik. Wien, 1998. S. 76, 293, 364–365). О проекциях гностического мифа у Набокова см. также: Lachmann R. Ged chtnis und Literatur, Intertextualit t in der russischen Moderne. Frankfurt a. M., 1990. S. 439 ff.

В «Других берегах» сказано: «…с тех пор на несколько лет потеря родины оставалась для меня равнозначной потере возлюбленной, пока писание <���…> книги („Машенька“) не утолило томления» ( Р V, 296).

См.: Яновский А. О романе Набокова «Машенька» // В. В. Набоков: Pro et contra. [Т. 1.] C. 847–848.

О характерах главных персонажей романа см.: Pifer E. Nabokov and the Novel. Harvard University Press, 1980. P. 18–48.

Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем. Сочинения. Т. 13. С. 174.

«Слепой музыкант», которого Андрей Белый назвал самым символическим произведением в русской литературе, к 10-м годам XX века выдержал четырнадцать изданий, а «Фрегат „Паллада“» – восемь.

Ср. тему иллюзии и фокусов в воспоминаниях Флоренского, который писал, что вкупе с математикой они способствуют прорыву из мира, позитивистски воспринимаемого ( Флоренский П. А. Детям моим. С. 805–807).

О связи шахмат и музыки в романе см.: Александров В. Е. Набоков и потусторонность. С. 76–78.

Букс Н. Двое игроков за одной доской: Вл. Набоков и Я. Кавабата // В. В. Набоков: Pro et contra. [Т. 1.] С. 537.

О сходстве сюжетов «Защиты Лужина» и рассказа «Знаки и символы» см.: Carroll W. Nabokov’s «Signs and Symbols» // A Book of Things about Vladimir Nabokov. Ann Arbor, 1974. P. 209. См. также: Чекалов Д. Два рассказа // Звезда. 1999. № 4. С. 68.

Гершензон М. Мудрость Пушкина. М., 1919. С. 122. См.: Долинин А. А. «Двойное время» у Набокова: (От «Дара» к «Лолите») // Пути и миражи русской культуры. СПб., 1994. С. 322. На близость построения набоковских текстов к принципу описанной Гершензоном детской картинки-загадки указал К. Проффер (см.: Проффер К. Ключи к «Лолите». СПб., 2000. С. 123).

Набоков В. Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин». С. 410.

Гершензон М. Сны Пушкина // Пушкин. Сборник первый / Под ред. Н. К. Пиксанова. М., 1924. С. 87.

Т олстой Л. Н. Полн. собр. соч. М.; Л., 1933. Т. 12. С. 63–64.

См. об этом: Davydov S. «Teksty-Matre hki» Vladimira Nabokova. S. 92.

Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1973. Т. 6. С. 221.

Гершензон М. Мудрость Пушкина. С. 39.

О. Сконечная поясняет: «Монте-Кристо (время от времени выступающий под именем аббат Бузони) указывает на место в саду, где был зарыт „ящичек“ с новорожденным младенцем. Тема тайного захоронения в „Защите Лужина“ начинается, когда маленький Лужин зарывает в роще за садом ящик с отцовскими шахматами. Теперь вместилище шахмат, „ящик“, благодаря аллюзии на Дюма, вновь сравнивается с гробом, а шахматы – с мертвым телом» ( Сконечная О. Примечания // Набоков В. Собр. соч. русского периода. Т. 2. С. 715).

Белый Андрей. Соч. Т. 1. С. 106.

Дарк О. Примечания // Набоков В. Собр. соч.: В 4 т. М., 1990. Т. 2. С. 444.

Блок А. Собр. соч. Т. 2. С. 186.

Мамардашвили М. Необходимость себя. М., 1996. С. 55.

Чумаков Ю. Н. Стихотворная поэтика Пушкина. С. 179.

Пушкин. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 8.

«…И возбуждать улыбку дам / Огнем нежданных эпиграмм…» (Там же. С. 7).

Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин» // Лотман Ю. М. Пушкин. СПб., 1995. С. 554. Набоков по поводу этих стихов замечает, что «огонь эпиграмм» – «галлицизм. Ср.: le feu d’ une saillie» ( фр . огонь остроумия) ( Набоков В. Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин». С. 114).

Пушкин. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 23.

Пушкин. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 148. Последняя характеристика, к слову сказать, контрастирует с тем приговором литературе, который Онегин вынес в первой главе: «И старым бредит новизна» (Там же. С. 23).

Там же. С. 183.

Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». С. 725.

Пушкин. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 99.

Там же. С. 183.

Там же. Т. 3. С. 321.

Там же. Т. 6. С. 184.

То же сказано и о возлюбленной Себастьяна Найта: «…она так впору пришлась его жизни» ( А I, 91).

О Зине как читателе произведений Годунова-Чердынцева см. также: Липовецкий М. Эпилог русского модернизма (Художественная философия творчества в «Даре» Набокова) // В. В. Набоков: Pro et contra. [Т. 1.] С. 657.

Ср. о подруге Себастьяна Найта: «Клэр же, во всю ее жизнь не сочинившая ни строки, ни прозаической, ни стихотворной, так хорошо понимала (и это было ее личное чудо) каждую частность его борений, что слова, которые она печатала, становились для нее не столько носителями их прирожденного смысла, сколько кривыми, разрывами и зигзагами, отображающими медленное – на ощупь – перемещение Себастьяна вдоль некоей идеальной линии выражения» ( А I, 92).