Дэвид Беллос - Что за рыбка в вашем ухе? [Удивительные приключения перевода]

Недоверие пользователя — большая проблема для всех видов переводов, но в двух основных видах, устном и письменном переводе, она неизбежно играет разную роль. Устное посредничество — перевод устной речи, непосредственный и выполняемый на месте действия — имеет гораздо более долгую историю, чем письменное. Вероятнее всего, этот навык возник вместе с самой речью десятки, если не сотни тысяч лет назад. Чуть ли не девять десятых своей истории перевод оставался исключительно устным видом деятельности, как и само языковое общение. Это исторически сложившееся преобладание устного перевода до сих пор влияет на наши представления о переводе.

Появление письменности изменило и расширило способы использования языка, а также — естественно — повлияло на то, как мы можем думать и говорить о нем. Мы так прочно свыклись с существованием письменной речи, что нам трудно даже представить, как живет человек, не умеющий читать и писать. Еще труднее представить себе жизнь и разговоры в обществе, где ни у кого даже мысли не возникает о том, что может существовать что-то подобное письму. Но именно при таких обстоятельствах возник перевод и продолжал так существовать десятки тысяч лет. В самом деле, археологические находки показывают, что алфавитное письмо возникло в многоязычных городах и империях Ближнего Востока, где перевод уже играл огромную роль {59} 59 Harris R. The Origin of Writing. Duckworth, 1986. P. 177. Письменность была изобретена четыре раза: народом майя в доколумбовой Америке, в Китае, в Древнем Египте и в Месопотамии. Все современные системы письма произошли от двух из этих изобретений, а все алфавитные — от одного. .

Фундаментальное различие между культурами, имеющими письменность и не имеющими ее, состоит в том, что только в первых высказывание может быть повторено. В условиях «первичной устности» язык — не что иное, как речь, а речь исчезает без следа сразу после произнесения {60} 60 Термин «первичная устность» ( primary orality ) ввел Уолтер Онг (Walter J. Ong). См. его статью: Orality and Literacy: The Technologizing of the Word. L.; N.Y.: Methuen, 1982. . Как и перевод. Перевод можно проверять, оценивать, испытывать и признать достоверным, только если есть возможность возвращаться к нему.

Это представляло бы чисто исторический интерес, если бы с изобретением письменности все в одночасье изменилось. Однако это явно было не так. Вызванный письменностью переворот в мышлении произошел не мгновенно; в каком-то смысле основная масса человечества почувствовала изменения лишь несколько поколений назад {61} 61 В большинстве западноевропейских стран всеобщая грамотность была достигнута лишь в период 1860–1920 гг. В других частях мира это произошло еще позже. А во многих до этого все еще очень далеко. . Остатки устного подхода сохранялись тысячелетиями и сейчас еще проявляются. Они напрямую сказываются на наших чувствах и страхах, связанных с переводом.

Наследие устности просматривается и в нынешнем напрочь письменном мире — это видно по употреблению самого слова слово. Оно далеко не всегда обозначает те туманные и неопределенные вещи, которые служат заголовками статей в словарях. Вообще говоря, в повседневной жизни оно чаще всего значит нечто иное.

Если я «даю вам слово», что вечером помою посуду, я не даю вам слово в словарном смысле. Я даю обещание, а вы полагаетесь на это обещание на основании того, что его даю я.

«Слово» — это просто мое произнесение обещания. В таком употреблении слово означает не единицу речи, но сам акт говорения. Точно так же, называя друга «человеком слова», я не имею в виду, что он употребляет какую-то определенную лексическую единицу. Я утверждаю, что если мой друг говорит, что сделает что-то, то его слова следует принимать всерьез, потому что это его слова.

Во французском различие между «словом как действием» и «словом как речевой единицей» нагляднее, потому что в первом случае используется слово parole , а во втором — mot. В немецком тоже есть следы фундаментального различия между двумя значениями слова Wort: множественное число для слова как действия — Wort e, а для словарной единицы, входящей в состав Wörterbuch [63] Словарь ( нем. ). , — Wörter.

Между этими двумя ассоциациями со словом слово есть, разумеется, тесная связь. Обе обозначают самую маленькую и удобную единицу речи. Просто со времен изобретения алфавитного письма мы твердо уверовали, что истинная форма того, что мы говорим, — письменная. «Скриптизм», как назвал Рой Харрис иллюзию о том, что язык состоит из штук, называемых словами, верой и правдой служит нам несколько тысяч лет, но у него есть и недостатки. Он затрудняет понимание того, что такое перевод.

Использование во многих западных языках слов, означающих «слово», для обозначения актов говорения — это остаточные следы первичной устности. В бесписьменном мире статус любого высказывания определяется не столько «значением» произнесенных «слов», сколько личностью говорящего. Без письменности эти пугающе закавыченные концепции, возможно, и вовсе немыслимы. Неопределенность речевого потока и зависимость значения от человеческого контекста в устной культуре с любовью и пониманием отражены Толстым в его портрете неграмотного крестьянского философа Платона Каратаева в «Войне и мире»:

Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, — так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню… Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи… Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.

В подобных культурных обстоятельствах «перевод» требует доверия особого рода. Если смысл высказывания тесно связан с личностью говорящего, он просто не может быть передан никем другим. Для того чтобы устный перевод стал возможен, от этого правила следует отказаться, чтобы слова переводчика могли восприниматься так, как будто их произнес говорящий на иностранном языке. Устный перевод в бесписьменном мире создает вымысел и опирается на вымысел — возможно, самый ранний из всех. Первый грандиозный шаг в истории перевода был, вероятно, сделан тогда, когда два сообщества нашли способ договориться, что речь переводчика должна иметь то же значение, что и прозвучавшие перед этим слова вождя.

Легко понять, что билингвизм наблюдался еще в далекой древности: испокон веку было принято брать невест из чужого племени и превращать побежденных в рабов — и то и другое влекло за собой существование людей, понимающих два языка. Но между билингвизмом и переводом есть существенная разница. Перевод возможен, только если удалось начать воспринимать слова другого человека как слова их автора, преодолев серьезные интеллектуальные и эмоциональные препятствия. А преодолеть их можно только при обоюдном желании войти в мир, где значение не может быть полностью гарантировано. На доверии такого рода, возможно, и основана культура вообще.