Дэвид Беллос - Что за рыбка в вашем ухе? [Удивительные приключения перевода]

Трудность заключается не только в быстром переводе. Проблема еще и в том, что звук собственного голоса мешает слушать чужую речь. Именно поэтому во время беседы мы обычно говорим по очереди и перебиваем собеседника только тогда, когда не хотим его слушать. Синхронисту приходится преодолевать естественное стремление не слушать, когда говоришь, и не говорить, когда слушаешь. Синхронный перевод существует только потому, что некоторые виртуозы умудряются научиться такой противоестественной вещи. Попробуйте сами: включите выпуск теленовостей и повторяйте слова ведущего со своей обычной громкостью. Если вы сумеете минут за десять или более не пропустить ни одной фразы, то, возможно, вы тоже могли бы стать синхронистом, при условии, что очень хорошо знаете еще два языка. Миллионы людей знают по три языка достаточно хорошо, чтобы работать устными переводчиками, но лишь небольшая доля справляется со сложной задачей разделения своего внимания между тем, что они говорят, и тем, что слышат, не пропустив ни слова.

Самая большая сложность быстрого перевода в том, что политики и дипломаты, как правило, не говорят простыми короткими фразами без подчиненных предложений и не делают пауз. Они норовят монотонно бубнить, нанизывая одну уклончивую формулировку за другой, примерно в таком духе: «Посол уполномочил меня уведомить уважаемое собрание, что вопреки слухам, обнародованным одним из органов капиталистической прессы, ни один законный представитель нашего государства намеренно не экспортировал в другую страну никакие материалы, подпадающие под международные соглашения об ограничении…» К сожалению, соглашений об ограничении витиеватых речей не существует, поэтому устным переводчикам приходится начинать перевод подобных предложений, не имея представления о том, куда они ведут, что именно будет сообщено и какие изменения начальной структуры предложения понадобятся к его концу. Для того чтобы сохранять смысл в промежуточных оборотах до того, как выяснится основная тема сообщения, требуются исключительные умственные способности. Если переводчику придется исправлять предложение уже после его начала (как все мы делаем во время своих выступлений), он потеряет драгоценное время. Умение подбирать подходящую формулировку на лету и оставлять некоторую свободу конструкции, чтобы можно было учесть неожиданные повороты речи оратора, приобретается за счет практики, вместе с необычайно развитым умением быстро находить в языке перевода эквиваленты, которые грамматически и стилистически могут существенно отличаться от выражений оригинала.

Большинство из тех, кто готовил Нюрнбергский процесс, сомневались, что новинка заработает. Современный мир конференц-перевода возник скорее благодаря целеустремленности победоносных американских военных, чем взвешенным суждениям прокуроров, судей и профессиональных лингвистов. Главным скептиком среди них был Рихард Зонненфельдт, руководитель переводческой службы американской прокурорской команды. Он работал в зальцбургской автомастерской, где его приметил генерал Донован по прозвищу Дикий Билл и привлек в качестве переводчика для предшествовавших суду продолжительных допросов обвиняемых. Зонненфельдт допрашивал высших нацистских чинов от имени четырехзвездочных генералов, а затем получил приглашение возглавить команду синхронистов во время суда. Это приглашение он отверг, потому что его пугала требуемая скорость перевода и собственное незнакомство с юридической терминологией. Но основной причиной отказа возглавить первую в мире службу синхронного перевода было его профессиональное мнение, что либо люди, либо система, либо то и другое сломаются {146} 146 Sonnenfeldt R. W. Witness to Nuremberg. Arcade, 2006. P. 51. .

Он был прав, предвидя трудности. Микрофоны и наушники барахлили, юристы и свидетели (включая главного американского обвинителя Роберта Джексона) говорили слишком быстро, переводчица неоднократно разражалась рыданиями, слушая показания Рудольфа Гёсса, хладнокровного коменданта Освенцима. Но, несмотря на все препятствия, система сработала. Герман Геринг якобы сказал Стефану Хорну, одному из судебных переводчиков: «Ваша система очень эффективна, хоть она и сократит мне жизнь!» {147} 147 Gaiba F. The Origins of Simultaneous Interpretation: The Nuremberg Trial. U. of Ottawa Press, 1998. P. 110.

Система устного перевода, дебютировавшая на Нюрнбергском процессе, знаменовала наступление новой эры в международных связях. Достигнутые переводчиками успехи не только привели к созданию нового навыка и новой профессии, но и оказали немедленное и серьезное влияние на международные дела. Прежде всего каждая новая международная организация захотела немедленно получить систему синхронного перевода, полагая, что ее можно просто купить в магазине. В феврале 1946 года, когда нюрнбергская система устного перевода едва прошла обкатку, первая ассамблея новорожденной Организации Объединенных Наций в качестве своей второй резолюции постановила, что «речь, произнесенная на одном из шести языков Совета Безопасности, должна быть переведена на пять других языков» {148} 148 Provisional Rules of Procedure of the Security Council (1946), Rule 42. . Вслед за тем все связанные с ООН организации — от Международной организации труда и Продовольственной и сельскохозяйственной организации до ЮНЕСКО и Всемирного банка — приобрели оборудование и стали набирать персонал для создания волшебной иллюзии, что каждый делегат всегда сможет понять речь другого делегата прямо в момент ее произнесения.

В итоге у сторонних людей сложилось полное впечатление, что языковое разнообразие больше не препятствует совместным международным действиям и мировой гармонии. У тех же, кто находился внутри системы, — дипломатов и переговорщиков из всех созданных в рамках ООН организаций — этой иллюзии не было. Как сказал один исследователь международного права, тексты и речи, получаемые с большой скоростью в многоязычной форме, могут быть грамматически верны, но они никогда не будут полностью согласованы. Возникающие в результате небольшие отклонения, которые делегаты могут обсуждать часами, «укрепляют всеобщее понимание важности перевода» {149} 149 Riles A. Models and Documents: Artefacts of International Legal Knowledge // The International and Comparative Law Quarterly. 1999. October. 48.4. P. 819. . Но начальные годы синхронного перевода были годами больших надежд на грядущий новый мировой порядок, при котором на смену десятилетиями управлявшими миром войнам придут переговоры. При этих обстоятельствах люди легко забывали, насколько хрупкое и таинственное действо творила группка языковых чародеев в стеклянных кабинах в дальнем конце зала заседаний.

Вряд ли нужно объяснять, почему синхронность перевода — лишь иллюзия. Нельзя перевести то, чего не услышал: перевод всегда произносится после самого выступления. Впечатление синхронности создается с помощью набора внушительных языковых трюков. Во-первых, многие доклады читаются по заранее подготовленному тексту. Иногда дипломаты предоставляют свои речи переводчикам заранее, чаще всего прямо перед выступлением, но даже несколько запасных минут позволяют снять значительную часть стресса. Во-вторых, на международных совещаниях преобладают речи весьма предсказуемые. Набравшись опыта и получив представление о том, что обычно происходит и какой язык при этом используется, можно, слегка обогнав докладчика на стандартных формулировках, сберечь дополнительное время для обдумывания его важных сообщений. Для неформальных отступлений можно использовать сокращения и пересказ от третьего лица. Вместо изложения запутанного русского анекдота можно просто сказать: «Советский делегат пошутил». И тем не менее мастерство конференц-переводчика (этот термин пришел на смену устному переводчику и синхронисту) требует высочайшей сосредоточенности и быстроты реакции. Очень немногие способны на выполнение этой работы, и еще меньшее число людей хочет заниматься этим изо дня в день.