Алексей Коровашко - Олег Куваев [повесть о нерегламентированном человеке] [litres]

10 сентября передовой отряд Билибина добрался до Колымы, через два дня прибыл к устью Среднекана, где земля была уже «хищнически ископана» – ольские старатели били ямы, строили бараки. Билибинцы тоже построили барак на ключе Безымянном и приступили к разведке его долины. Вскоре, уже по снегу, прибыли представители «Союззолота» и перевели старателей на легальное положение.

У старательских артелей кончались продукты, Билибину пришлось с ними делиться. В декабре перешли на собак, конские кишки и кожу… Только 26 декабря наконец пришёл продовольственный транспорт из Олы, а с ним – остальные билибинцы и новые старатели.

Перекопали устье Безымянного, но продолжения россыпи не нашли (зато Билибин выявил её черты, оказавшиеся характерными для большинства колымских россыпей). Настрой был унылым, «золотило плохо». Решили разбиться на два поисковых и два геологических отряда. На реку Утиную, впадающую в Колыму 106 километрами выше Среднекана, послали поисковый отряд Раковского, в верховья Среднекана – отряд Бертина, в верховья Буюнды – отряд Цареградского. Билибин и Казанли направились «в вершину» Малтана.

Двадцатисемилетний начальник экспедиции был высок, жилист, с яркими голубыми глазами, рыжей бородой – настоящий викинг. На поздних снимках Билибин гладко выбрит. Волевое жёсткое лицо, глаза – даже на чёрно-белых карточках – кажется, горят ярким холодным огнём.

12 июня 1929 года Сергей Раковский нашёл в устье реки Утиной богатую россыпь, от которой нередко ведут отсчёт Золотой Колымы. Как раз была годовщина отплытия из Владивостока, и ключ назвали Юбилейным. Вскоре ещё лучшие результаты обнаружились на смежном Холодном ключе. «Не приходилось сомневаться, что эти два ключа имеют крупное промышленное значение», – писал Билибин. Уже в зиму 1929–1930 годов «Союззолото» начало их разведку, до 1933 года эти россыпи оставались крупнейшими объектами золотодобычи на Колыме.

Возвращались осенью 1929 года двумя маршрутами – для изыскания лучшего пути к морю (один из маршрутов позднее стал направлением Колымского тракта). Вышли в бухту Нагаева, где уже действовали культбаза Комитета Севера и агентство Совторгфлота. Впоследствии из посёлка Нагаево вырос Магадан (первоначально его предлагали назвать Дзялбу, Северо-Сталинском или Эвенградом; о возникновении топонима Магадан учёные спорят до сих пор, сходясь лишь на том, что он происходит от какого-то местного слова).

Геолог Евгений Устиев так оценивал результаты билибинского похода: «Горсточка хорошо подобранных, но плохо снаряжённых, ещё не очень опытных, но одержимых единой идеей молодых людей открыла в те годы для Страны Советов громадную территорию к востоку от Лены. Это было второе открытие, поскольку впервые просторные земли Северо-Восточной Азии явили миру сибирские землепроходцы XVII века. Но на этот раз были открыты не только обширные пространства тайги и гор, рек и морей, но и несметные богатства руд и металлов». Вслед за Билибиным пришли другие, напишет Куваев в «Территории»: «Спины их по сей день были прямыми, и каждый, если даже позади числилось два инфаркта, считал себя способным на многое. Так оно и было, потому что любой из этих мужиков прошёл жестокую школу естественного отбора. Они гоняли собачьи упряжки во времена романтического освоения Реки, погибали от голода и тонули. Но не погибли и не потонули. Глушили спирт ящиками во времена славы, но не спились. Месяцами жили на допинге [8] В другом месте автор расшифровывает состав колымского допинга военной поры: «чифир пополам со спиртом». , когда золота требовала война, и не свихнулись».

На обратном пути во Владивостоке Билибин делает доклад об открытии грандиозной золотоносной провинции, затем выступает в Иркутске и Москве. Его слушают, но делают поправку на «колымский патриотизм» Билибина. Вернувшись в декабре 1929 года в Ленинград, он продолжил, по его же словам, «пропагандировать Колыму». Ему не очень верили, но дело шло: в 1930-м Валентин Цареградский возглавил Вторую Колымскую экспедицию, подтвердившую наличие промышленных запасов золота.

Сам Билибин остался составлять отчёты и продолжать «лоббистскую» деятельность. Применяя геолого-статистический метод, он оценивает перспективы Колымы – и цифры приводят его самого в «священный ужас». Пересчитывает по-другому, но результат выходит примерно тот же. Тогда Билибин пишет «План развития геологоразведочных работ на Колыме». На первый год требуется потратить на разведку четыре с половиной миллиона рублей, к 1938 году при условии роста финансирования Билибин обещал обеспечить страну запасами золота в размере четырёхкратной добычи по всему СССР на 1930 год. «В зиму 1930/31 г. мне пришлось сделать бесконечное количество докладов, писать докладные записки, уговаривать, убеждать, доказывать. Одни первый раз в жизни слышали о Колыме и наивно спрашивали: „А золото там вообще обнаружено?“ Другие… считали мои цифры фантастическими, нереальными, требовали разведанных запасов. Мои аргументы… о громадности золотоносной области считались необоснованными, – вспоминал Билибин. – Несмотря на громадное количество затраченной мною энергии, все мои попытки потерпели к весне 1931 г. полное фиаско. Правда, была организована постоянная Колымская база ГГРУ [9] Главного геологоразведочного управления; Билибин стал техническим руководителем базы. … Но средств на работы базы было отпущено много меньше миллиона, без надежды на увеличение их в ближайшие годы. Мой план развития Колымы пришлось похоронить».

«Союззолото» расширяло деятельность на Колыме, в Нагаево шли пароходы, ехали старатели, но Билибин хотел добиться иных масштабов финансирования, строительства, разведки. Его считали авантюристом, наивным мечтателем. Единственным веским аргументом Билибина была открытая незадолго до этого Среднеканская жила («дайка»), требовалось показать надёжное коренное золото, а не «легкомысленное» россыпное. Жила эта на поверку оказалась бедной, непромышленной, но именно под неё были отпущены огромные средства. Самим фактом своей находки она сыграла важную роль в освоении Колымы.

Наконец Билибину поверили: «Поднятые мною разговоры о грандиозных перспективах Колымы не утихли и после моего отъезда… Неизвестными для меня путями они достигли наконец Совета труда и обороны… Тресты и главки не верили в мою оценку перспектив Колымы, СТО в эти перспективы поверил и решил тотчас приступить к широкому промышленному освоению Колымы». В ноябре 1931 года решением ЦК ВКП(б) и Совета труда и обороны СССР был создан Дальстрой – Государственный трест по промышленному и дорожному строительству в районе Верхней Колымы. Пионерский период освоения Реки завершился, наступил этап больших строек.