Александра Баркова - Русская литература от олдового Нестора до нестарых Олди. Часть 1. Древнерусская и XVIII век
- Название:Русская литература от олдового Нестора до нестарых Олди. Часть 1. Древнерусская и XVIII век
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:РИПОЛ
- Год:2020
- Город:Москва
- ISBN:978-5-386-13658-1
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александра Баркова - Русская литература от олдового Нестора до нестарых Олди. Часть 1. Древнерусская и XVIII век краткое содержание
Какова причина этого?
Отчасти, увы, школа, сделавшая всё необходимое, чтобы воспитать самое лютое отторжение. Отчасти – семья: сколько родителей требовали от ребенка читать серьезную литературу, чем воспитали даже у начитанных стойкое желание никогда не открывать ни Толстого, ни, тем более, Пушкина. Но есть и третья, более глубокая причина, которая кроется в художественных ценностях русской классики, и причина эта – в несовместимости литературы Золотого века с современным психотипом. Чтобы разобраться в этом, и нужен наш курс.
Русская литература от олдового Нестора до нестарых Олди. Часть 1. Древнерусская и XVIII век - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Читаем дальше. « “Путешествие в Москву”, причина его несчастия и славы, есть, как уже мы сказали, очень посредственное произведение, не говоря даже о варварском слоге ». Золотые слова. Давайте поговорим о варварском слоге Радищева. Вопрос: почему «Путешествие…» написано так, что, простите, без отбойного молотка в него не врубиться? Потому что есть две противоположные тенденции в критике. Первая тенденция – это тенденция, известная вам по Ломоносову, по «Оде на день восшествия на престол императрицы Елизаветы Петровны 1747 года». Ведь, по сути, Ломоносов недоволен тем, что матушка-императрица не хочет давать деньги на науку! Ага! Вы там недовольство видите? Не видите. Вам про него на лекции доложили, рассказали о ситуации, которая стоит за этим текстом. Почему это важно? Потому что для Ломоносова задачей является действие, результат. Он нацелен на результат – гранты на науку. И «Письмо графу Шувалову о пользе стекла», в общем, о том же самом. Парадоксальным образом оба эти текста вполне читаемы, в отличие от «Путешествия…». Радищев же, о чем будет дальше писать Александр Сергеевич, сосредотачивается на голой критике. То есть он действует с позиции «я буду сейчас указывать, как и что неправильно», без положительной программы, без идей, как это изменить. Откройте «Путешествие из Петербурга в Москву», попытайтесь продраться через варварский слог – и вы не узнаете, как надо правильно. «Звери алчные, пиявицы ненасытные, что мы крестьянину оставляете?» Надо отменять крепостное право? а как? А черт его знает. Радищев ничего не предлагает, он только критикует. И позиция обличителя приводит к тому, что он будет чрезвычайно требователен не только к объекту своей критики, то есть к матушке-императрице, но и к читателю. «Я знаю, как надо, и поэтому буду писать высоким штилем». Позиция очень четкая, и я с ней мучительно сталкивалась не в литературе, а в жизни. На ней стоит огромное количество университетских педагогов: я знаю, как надо преподавать, и если студент не хочет слушать мой курс, то это он сам виноват, зачем он вообще пришел учиться. Позиция трагическая, я видела многократно, как она приводит к самым страшным проблемам, студента – к ненависти к предмету и к незнанию, а педагога – к другим бедам. Всё это очень и очень тяжело… Директивный принцип поведения определяет железобетонный стиль изложения. Полное единство формы и содержания, увы. Так что надо понимать, что Радищев – очень цельная личность. Он берет на себя право обличать, он берет на себя право указывать, он ставит себя на некий постамент, и это он делает и с точки зрения содержания, и с точки зрения формы. Этот менторский текст можно было выразить только стилем, который абсолютно не ориентирован на то, чтобы быть доступным, быть хорошо читаемым. Я еще раз повторю: если человек имеет положительную, созидательную программу, то он будет заинтересован в том, чтобы изложить ее доступным языком. Если же человек имеет программу консервативную или деструктивную, то это скажется и на стилистике. Вот почему у Радищева варварский слог.
И еще один момент. Как вы понимаете, основная претензия к стилю Радищева – сознательное усложнение и сознательная архаизация. И то и другое оказалось востребовано в некоторых направлениях современной культуры (разумеется, не в версии Радищева, а в других формах). И это внезапно обусловило новый интерес к Радищеву – уже в аспекте не содержания, а стиля. Мне моя дочь принесла ссылку на отнюдь не академическую статью, где о «Путешествии…» говорится ровно то же, что мне дочь рассказывает о современной поэзии: стиль усложнен нарочно, чтобы читатель не скользил взглядом, а спотыкался – и через это более глубоко осмысливал текст. А дальше начинается самое интересное (и здесь я тоже с удовольствием цитирую мою дочь): если в поэзии это делается для решения художественных задач, то у Радищева художественных задач, как мы знаем, нет. У него задачи только менторские. То есть читатель должен споткнуться о его стиль, задуматься… о чем? да о том, как исправлять все те проблемы, что есть в России. Ведь у самого Радищева положительной программы нет. Итак, оцените: у Радищева поэтика переходит… в политику. Ход красивый, но, как мы знаем, результатов не дал.
Что же далее у нас пишет Пушкин? Вот ей-богу, искренне пишет, не под цензуру. « Сетования на несчастное состояние народа, на насилие вельмож и проч. преувеличены и пошлы. Порывы чувствительности, жеманной и надутой, иногда чрезвычайно смешны. Мы бы могли подтвердить суждение наше множеством выписок. Но читателю стоит открыть его книгу наудачу, чтоб удостовериться в истине нами сказанного ». И далее еще жестче: « Он есть истинный представитель полупросвещения ». Полупросвещение. Оцените термин. Что же это такое? « Невежественное презрение ко всему прошедшему, слабоумное изумление перед своим веком, слепое пристрастие к новизне – вот что мы видим в Радищеве ». И далее: « Он как будто старается раздражить верховную власть своим горьким злоречием; не лучше ли было бы указать на благо, которое она в состоянии сотворить? » Мы об этом только что сказали; теперь мы это читаем у Пушкина. Заметьте, Радищев тут фигура вневременная: Базарова вспоминайте. Ну и в чем разница? Что Базаров изъясняется более по-человечески? М-да, прогресс. Идем дальше: « Он злится на ценсуру; не лучше ли было потолковать о правилах, коими должен руководствоваться законодатель, дабы… – А теперь, смотрите, очень интересно. – С одной стороны, сословие писателей не было притеснено и мысль, священный дар божий, не была рабой бессмысленной и своенравной управы, а с другой , – вот это надо в наш Интернет вынести, золотом там написать на каждой странице, сделать неотключаемый баннер, – а с другой – чтоб писатель не употреблял сего божественного орудия к достижению цели низкой или преступной ». Это сложнейший вопрос: где та грань, когда свобода слова перерастает в ту самую жуткую вседозволенность, которая приводит ко всяким отрицательным последствиям. И мы сегодня, говоря о Новикове, этого уже касались, и в финале нам еще и Пушкин даст ответ, и на следующей лекции тоже увидим, что думает на этот счет еще один автор.
Продолжаем читать. « Но всё это было бы просто полезно и не произвело бы ни шума, ни соблазна… – Ага, смотри выше мои высказывания о Новикове, что он сделал и чем знаменит: сделал одно, знаменит тем, что произвело шум и соблазн. Ибо само правительство , – продолжает Пушкин, – не только не пренебрегало писателями и их не притесняло, но еще требовало их соучастия, вызывало на деятельность, вслушивалось в их суждения, принимало их советы – чувствовало нужду в содействии людей просвещенных и мыслящих, не пугаясь их смелости и не оскорбляясь их искренностью ». Что мы с вами будем отчасти читать в следующий раз, отчасти будем читать в следующем полугодии, поскольку у нас Фонвизин улетает в классику. Вот то, отчего Радищев – не великий человек: он совершает поступок весьма эффектный, на Change.org была бы куча подписей в защиту, которые его никоим образом от ссылки не защитят… да, он соберет некий информационный капитал, но это никак не изменит его судьбу. Я, когда преподавала на журналистике, очень серьезно именно это давала моим журналятам как главный урок. Наша классика должна же чему-то учить. Чему учит «Путешествие из Петербурга в Москву»? Как делать не надо. А то окажешься журналистом, в защиту которого соберут кучу подписей, нифига тебя эта куча подписей не защитит, тем дело и кончится. Между тем, действуя, как Ломоносов, действуя, как Державин, можно достичь результатов. И вот тут мы с вами возвращаемся к теме человеколюбия – да, это екатерининское человеколюбие, екатерининская программа мягкой критики. Дело не в том, что критика должна быть мягкой, дело в том, что, когда пар выходит в гудок, мы получаем закрытие «Трутня» и ссылку Радищева. Когда всё уходит в гневно-обличающую критику, то оно не приносит результата в лучшем случае, а в худшем случае приводит к худшему результату.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: