Александра Баркова - Русская литература от олдового Нестора до нестарых Олди. Часть 1. Древнерусская и XVIII век

Пушкин пишет, что влияние Радищева было ничтожно. Возможно, это прогиб под цензуру. « Все прочли его книгу и забыли ее, несмотря на то, что в ней есть несколько благоразумных мыслей … – Ну, видимо, все-таки не все забыли, и декабристы его не забыли Роль свою она сыграла, конечно. Но надо понимать, что то самое смягчение законов при Александре не есть заслуга Радищева, это заслуга Державина. – … несколько благоразумных мыслей, которые не имели никакой нужды быть облечены в бранчивые и напыщенные выражения . – Разумную мысль не надо выражать через брань. Ничего хорошего из этого не будет. –…с примесью пошлого и преступного пустословия , – вот золотые слова. Пустословие – преступно и пошло. Растащить эту статью Пушкина на цитаты, раскидать по Интернету, авось, глядишь, кто-нибудь да осознает, что сказало Наше Всё. – Они (то есть несколько благоразумных мыслей Радищева) принесли бы истинную пользу, будучи представлены с большей искренностию и благоволением , – собственно говоря, “благоволение” в терминах Пушкина – это то же самое “человеколюбие” в терминах Екатерины. А вот теперь внимание –… ибо нет убедительности в поношениях, и нет истины, где нет любви ».

« Нет истины, где нет любви » – это ключ к оценке всего, что мы с вами в интернетах видим. Да и не только в интернетах. К оценке абсолютно любой критики. Вот эта статья Пушкина ведь разносит Радищева по косточкам! Но это не критиканство, потому что здесь и уважение, и желание осмыслить, и, напомню, стремление издать. Здесь есть любовь, и поэтому мы с вами и разбираем построчно этот текст, а не «Путешествие…». Оцените этот парадокс: Радищев устарел в ноль, разве что как образец стиля кому-то пригодился. А статья Пушкина о нем – актуальнее свежих новостей блогосферы. Вот вам мастер-класс литературной критики.

И еще о критике и интернетах. Когда текст – неважно, какой текст, неважно, какие в нем факты излагаются, – проникнут ненавистью, то ему не очень-то стоит верить. « Ибо нет убедительности в поношениях ». И если текст написан с любовью, то он одному по этому факту заслуживает доверия. Это то, над чем я хочу оставить вас размышлять. Потому что эта мысль более чем свежа, и, в общем-то, тщательный разбор статьи Пушкина – единственная причина, по которой я оставила Радищева в программе. Потому что книга его весьма посредственная, не говоря о варварском слоге. А к цитате «Нет истины, где нет любви» парадоксальным образом мы вернемся в следующий раз у человека, по отношению к которому Пушкин был учеником, и это был отнюдь не Державин. На этом у нас с вами сегодня всё.

Что ж, мы начинаем заканчивать первую часть курса по русской литературе. Сегодня мы в очередной раз нарушаем хронологию, потому что закончим мы сильно после 1812 года, хотя у нас вроде бы XVIII век – такой расширенный XVIII век, н-да. А в следующий раз с Фонвизина начнем. Сегодня будем говорить о Державине и о Карамзине.

Они совершили переворот в нашей словесности, что я буду подробно объяснять. Но сначала я немножко поругаюсь. Краткое содержание предыдущих серий, чтобы вы лучше прочувствовали контраст с нашими сегодняшним героями.

В прошлый раз я ругалась на Радищева, который своим «Путешествием…» пользы принес меньше, чем ничего. Радищев, конечно, полностью воплотил тот самый идеал, о котором мы говорим в течение всего этого полугодия, – идеал мученичества. Но мученичество его было уже новое, уже не христианское, это не мученичество за веру, это мученичество за правду. И вот в образе Радищева, в том, как воспринимается его личность в нашей культуре, мы с вами впервые сталкиваемся с мученичеством за правду в чистом виде. Потому что мученичество Аввакума, заметьте, тоже мученичество за правду, но там аспект будет всё же религиозный (почему он и написал свое «Житие»). А идея возведения некоего гражданского подвига в ранг мученичества – эта идея впервые воплотилась у Радищева. И я вам цитировала Пушкина, что если бы Радищев свою энергию употребил не к разрушительным целям, то есть к обличению, а к целям созидательным, то это не принесло бы шума, это было бы просто полезно. И вот тут очень любопытная ситуация, на которую я обращаю ваше внимание. В XXI веке жестко сменилась культурная парадигма. В 1970-е годы человек, который осмелился что-то сказать против, реально воспринимался как герой, причем не столько массовым сознанием, сколько интеллигенцией. К просмотру фильм «Дон Кихот», по сценарию Евгения Шварца, с Николаем Черкасовым в главной роли, а поставил его Козинцев после своих блестящих «Гамлета» и «Лира». Все звезды! И Дон Кихот подается ими всеми как образ крайне положительный. Почему? Потому что Дон Кихот осмелился высказываться против косного общества. И Черкасов, наш великий актер, после своих и Невского, и Алексея Петровича, и фантасмагорического Ивана Грозного, весь свой талантище, всю душу вкладывает в эту роль. Для него Дон Кихот – образ в высшей степени героический. Будет ли для современного человека Дон Кихот героем? Нифига. Современный человек скажет: ну, он балаболит – и чё?! ну, балаболит с энтузиазмом – и чё? У нас таких много, весь Интернет балаболит. А что делает-то Дон Кихот? К чему его балабольство привело? К одному запоротому мальчику?! Чем тут восхищаться? Так вот, Радищев, безусловно, не есть герой нашего времени. А героями нашего времени становятся Державин с Карамзиным.

Они, при всей революционности своей деятельности, и литературно-художественной, и отчасти даже политической, были людьми, мягко говоря, сотрудничавшими с властью. Карамзин писал свою «Историю…» по, как бы мы сейчас сказали, госзаказу, а Державин, сенатор и министр юстиции России… он, извините, эта самая власть и есть. И если как литераторы эти два великих человека в чем-то устарели (но далеко не во всём!), то как пример свободы духа и творчества – не в оппозиции, а в созидательной деятельности, в сотрудничестве с властью – они еще очень-очень надолго останутся образцом для подражания.

Что касается Карамзина, вы прекрасно знаете эпиграмму Пушкина «В его “Истории” изящность, простота // Доказывает нам, без всякого пристрастья, // Необходимость самовластья // И прелести кнута». Это мы знали со школьной скамьи, но в нынешней ситуации радикализм вызывает куда больше отторжения, чем сдержанный консерватизм Николая Михайловича. Я вам поцитирую немножечко «Историю государства Российского», вы убедитесь, что она не только как исторический текст полезна, но и очень во многом предвосхищает наши современные и художественные идеи, и идеи политические. Кроме того, раз уж я вспомнила Пушкина, то скажу, что когда мы возьмемся читать «Бориса Годунова» (то, что там Пушкин написал, а не учебник сочинил), то мы с вами убедимся, что отношение к самодержавию у самого Александр свет-Сергеевича было тоже довольно любопытное. Он не столь революционен, как его изображают советские учебники, и вы увидите, как многое он взял у Карамзина – и в чисто литературных аспектах, и в мировоззрении.