Николай Жаринов - Исповедь литературоведа. Как понимать книги от Достоевского до Кинга

Мне понравился стиль, понравились авторские рассуждения, но всё остальное прошло мимо. А вот в другой раз я читал эту книгу в тот момент, когда мне предстоял один из самых важных выборов. И вот эти строки я прочувствовал полностью.

«Я думаю о Томаше уже много лет, но лишь в свете этих раздумий увидел его явственно. Увидел, как он стоит у окна своей квартиры, смотрит поверх двора на стены супротивного дома и не знает, что делать.

Он впервые встретил Терезу три недели назад в одном маленьком чешском городке. Едва ли час провели они вместе. Она проводила его на вокзал и ждала, пока он не сел в поезд. Десятью днями позже она приехала к нему в Прагу. Они познали друг друга еще в тот же день. Ночью начался у нее жар, и затем она неделю пролежала в гриппе у него дома.

Томаш почувствовал тогда неизъяснимую любовь к этой почти незнакомой девушке; ему казалось, что это ребенок, которого положили в просмоленную корзинку и пустили по реке, чтобы он выловил ее на берег своего ложа.

Она пробыла у него неделю, пока не поправилась, а потом снова уехала в свой городок, что в двухстах километрах от Праги. И тут наступила та минута, о которой я говорил и которая представляется мне ключом к его жизни: он стоит у окна, смотрит поверх двора на стены супротивного дома и размышляет.

Надо ли ему навсегда позвать ее в Прагу? Он боялся этой ответственности. Позови он ее сейчас, она приедет и предложит ему всю свою жизнь.

Или уж вовсе не напоминать ей о себе? Это значит, Тереза останется официанткой в ресторане того захолустного городка, и он никогда не увидит ее.

Хотел ли он, чтобы она приехала к нему, или не хотел?

Он смотрел поверх двора на супротивные стены и искал ответ.

Вновь и вновь он вспоминал, как она лежала на тахте; она не вызывала в памяти никого из его прошлой жизни. Она не была ни возлюбленной, ни женой. Это был ребенок, которого он вынул из просмоленной корзинки и опустил на берег своего ложа. Она уснула. Он наклонился к ней. Ее горячечное дыхание участилось, раздался слабенький стон. Он прижался лицом к ее лицу и стал шептать ей в сон утешные слова. Вскоре он заметил, что ее дыхание успокаивается, и ее лицо невольно приподнимается к его лицу. Он слышал из ее рта нежное благоухание жара и вдыхал его, словно хотел наполниться доверчивостью ее тела. И вдруг он представил, что она уже много лет у него и что она умирает. Им сразу же овладело отчетливое ощущение, что смерти ее он не вынесет. Ляжет возле и захочет умереть вместе с нею. Растроганный этим воображаемым образом, он зарылся лицом в подушку рядом с ее головой и оставался так долгое время.

Теперь он стоял у окна и воскрешал в памяти ту минуту. Что это могло быть еще, как не любовь, которая вот так пришла к нему заявить о себе?

Но была ли это любовь? Ощущение, что он хочет умереть возле нее, было явно преувеличенным: он тогда виделся с ней лишь второй раз в жизни! Уж не истерия ли это человека, осознавшего свою неспособность к любви и потому разыгравшего перед самим собой это чувство? К тому же его подсознание оказалось столь малодушным, что избрало для своей комедии всего-навсего жалкую официантку из захолустного городка, не имевшую почти никакого шанса войти в его жизнь!

Он смотрел поверх двора на грязные стены и понимал, что так до конца и не знает, была ли это истерия или любовь.

И ему было грустно, что в таком положении, когда настоящий мужчина сумел бы не мешкая действовать, он колеблется и лишает самые прекрасные мгновения в жизни (он стоял на коленях у изголовья Терезы, и казалось ему, что он не вынесет ее смерти) их значения.

Он злился на себя, но потом вдруг его осенило, что не знать, чего он хочет, вполне, по сути, естественно.

Мы никогда не можем знать, чего мы должны хотеть, ибо проживаем одну-единственную жизнь и не можем ни сравнить ее со своими предыдущими жизнями, ни исправить ее в жизнях последующих.

Лучше ли быть с Терезой или остаться одному?

Нет никакой возможности проверить, какое решение лучше, ибо нет никакого сравнения. Мы проживаем все разом, впервые и без подготовки. Как если бы актер играл свою роль в спектакле без всякой репетиции. Но чего стоит жизнь, если первая же ее репетиция есть уже сама жизнь? Вот почему жизнь всегда подобна наброску. Но и «набросок» не точное слово, поскольку набросок всегда начертание чего-то, подготовка к той или иной картине, тогда как набросок, каким является наша жизнь, – набросок к ничему, начертание, так и не воплощенное в картину.

Einmal ist keinmal, повторяет Томаш немецкую поговорку. Единожды – все равно что никогда. Если нам суждено проживать одну-единственную жизнь – это значит, мы не жили вовсе».

(Милан Кундера, «Невыносимая лёгкость бытия»)

Многие скажут, что этот отрывок слишком депрессивен, что он лишает надежды. Но это не так, он просто позволяет взглянуть на мир под новым углом. Набросок к тому, чего никогда не будет, начертание, так и не воплощённое в картину… Разве не это является самым большим источником вдохновения. Как у Фёдора Тютчева: «Мысль изречённая есть ложь».

Жизнь – каменная глыба, чтобы создать из неё искусство, ты должен отсечь всё лишнее. Но что является лишним? Этого не понять никогда. Поэтому каменная глыба, первое пятно краски на холсте, первое слово в тексте, решение в жизни – это самый волнительный и потрясающий акт творения. Это чистейшая импровизация, которая уже никогда не повторится вновь. Она мимолётна и легка. В этом её прелесть.

После всего того, что я пережил в 27 лет, после того, как решил поставить на карту всё, меня одолели сомнения.

Было лето, понедельник, оставалось ещё пять недель отпуска. Впереди была поездка в Амстердам, я сидел один в своём кабинете у окна, курил, потягивал вискарь и думал только об одном моменте. Ведь всего день назад на этом подоконнике сидела та, к которой я испытал такие сильные чувства, каких ещё не было у меня.

У нас уже было несколько свиданий, она оставалась у меня на выходные, нам было очень хорошо и легко вместе, но ни о чём серьёзном речи ещё не было. Но знаете, как бывает: достаточно одного момента, одного жеста иногда, чтобы всё изменилось.

День накануне, мы сидим у открытого настежь окна, она – на подоконнике, я – за своим рабочим столом. Слушаем музыку, на удивление – сошлись во вкусах, а это уже большая редкость. Солнце светит, впереди ещё день, дел никаких, настроение – счастье. В колонках песня Feeling good . Поворачиваю голову, смотрю на неё, а чёрт знает, что со мной. То ли свет так падал, то ли ещё что совпало.

Она просто затянулась сигаретой, выдохнула, и солнечные лучи, через этот сигаретный дым просеянные, как-то особенно мягко на её красные волосы легли. И сразу столько в голове смешалось. Столько случайностей совпало в момент. И дым, и песня, и воздух, и свет.