Коллектив авторов - Испытание реализмом [Материалы научно-теоретической конференции «Творчество Юрия Полякова: традиция и новаторство» (к 60-летию писателя)]

Пустая белая бумага романа «В чашу» наводит и на другие, совсем уж серьезные мысли о Пустоте, которая есть Ничто и которую искали с древних времен йоги и буддисты, Платон и христианские мыслители, и даосы, и дзэн-буддисты, и суфии, и т.д. И вполне возможно, что Юрий Поляков намекнул писателям и не только писателям, что если уж Бог сотворил из ничего, то буквально все могут это же сделать, «по образцу и подобию», так сказать. «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою» (Быт. 1:2). У Духа Божьего не было ничего, кроме воды. У нас не будет ничего, кроме чистых листов белой бумаги. И пусть возникают новые миры…

Библейская энциклопедия. Иллюстрированная полная популярная. Репринтное издание. М.: Терра, 1990. (Труд и издание архимандрита Никифора. М., 1891.)

Дао дэ цзин. Древнекитайская философия. Собрание текстов в двух томах. Том 1–2. М., 1972–1973. т. 1.

Дхаммапада. Пер. с пали В.Н. Топорова. М., 1960.

Из предисловия Ки-но Есимоти. Кокинвакасю. Собрание старых и новых песен Японии. Т. 3. Пер. со старояпонского А. Долина. М., 1995.

Мастера искусств об искусстве. Том 1, Москва – Ленинград, 1937. Мэн-цзы. Мысли. С-Пб., 1999.

Платон. Собрание сочинений в четырех томах. Том 2. М., 1993.

Пятикнижие и Гафтарот. Ивритский текст с русским переводом и классическим комментарием «Сончино». Москва − Иерусалим, 1999.

Софокл. Драмы. В пер. Ф.Ф. Зелинского. Из «Поэтики» Аристотеля. М., 1990.

Сэмюэле Рут. По тропам еврейской истории. Израиль, 1991.

Толковая Библия, или Комментарий на книги Св. Писания Ветхого и Нового Завета, т. 1−3, Петербург, 1904−1907. Второе издание Института перевода Библии. Стокгольм. 1987.

Ю.М. Поляков:

Галину Александровну Ореханову я хочу представить сам.

Она ведущий исследователь классического и современного театра, автор многих статей и книг. Недавно ЛГ и издательство «У Никитских ворот» выпустили ее монографию о Татьяне Васильевне Дорониной с моим предисловием «Подвижница». Это не случайно, потому что Ореханова – многолетняя соратница Дорониной, заведующая литературной частью МХАТа им. Горького. Все четыре мои пьесы, которые шли и идут на сцене этого театра, включая последнюю «Как боги», поставленную самой Дорониной, прошли буквально через руки Галины Александровны. Ее доклад на нашей конференции построен на живом материале, она воочию видела, как авторский замысел воплощался в тексте, а потом, пройдя сквозь горнило режиссерского видения или произвола, оживал на сцене в актерском воплощении.

И вот еще в связи с этим один эпизод творческой биографии.

В 2001 году во МХАТе Станислав Говорухин ставил нашу пьесу «Смотрины» («Контрольный выстрел»). Надо сказать, это был его дебют − первая театральная работа. Прежде мы сотрудничали как соавторы на сценарии «Ворошиловского стрелка». Именно тогда он мне и предложил: «Давай напишем нормальную пьесу! Очень просит Ульянов для своего театра имени Вахтангова!» Написали. Ульянов испугался остроты и отказался. Отдали Марку Захарову. Он прочитал и ответил: это злостная клевета на демократическую Россию, а ваш олигарх Корзуб − монстр. Надо смягчить! Мы отказались. «Смотрины» взяла лишь Доронина, сказав: «О такой пьесе мы давно мечтали, но олигарх Корзуб у вас − прямо ангел какой-то… Надо ужесточить!» Мы отказались. Начались репетиции. А режиссеры бывают двух типов: одни запрещают драматургу входить в зал до премьеры. Вторые, наоборот, любят, чтобы драматург сидел рядом и оперативно правил пьесу по требованию. Говорухин из вторых. А поскольку он тогда, как и сейчас, был председателем Комитета по культуре в Думе, то его все время вызывали на разные заседания, и он, отбывая, скажем, в Кремль, говорил: «Ну, я поехал заседать, а ты репетируй!» − «Как я буду репетировать? Я же не учился, я ничего в этом не понимаю!» Он: «А что здесь понимать-то? Ори на них, что играть не умеют, что Станиславский их вообще бы убил!» Конечно, я ни на кого не кричал, а Говорухин вскоре возвращался и продолжал репетицию. Выйдя, спектакль «Контрольный выстрел» был отлично принят зрителями, страшно обруган критиками «заславско-должанского» направления и до сих пор, 14 лет, остается в репертуаре, собирает залы. В отличие от многих «шедевров», канувших в Лету под тяжестью «золотых масок».

Галина Ореханова:

Ее величество РУССКАЯ СЦЕНА, возможно, всегда манила писателя Юрия Полякова. Манила своей необъяснимостью, творческой возбудимостью, в общем, одной ей свойственной тайной. Возможно, именно здесь, на сцене, кажется ему, во всей мощи наконец взорвется его талант, который, по им же самим выдвинутой теории, только тогда торжествует и может явить миру открытие, когда мировоззрение писателя не равновелико его таланту, но талант значительнее, шире и больше видит, и уже потому могущественнее мировоззрения.

Долгие годы не решался Юрий Поляков подойти к сцене. Магическое слово «драматург» в XX веке, когда писатель Поляков был уже широко известен и тексты его, блистая своим неповторимым остроумием, выгодно отличали его от собратьев по перу редким даром комедиографа (как на Родине, так и за рубежом), слово «драматург» не звучало в сочетании с его именем. И, тем не менее, Юрий Поляков драматургом был. Изумительное человеческое качество «творить живую судьбу» «на миру» заложено в сердцевине ядра его уникального дарования. Русская сцена сама нашла и позвала Юрия Полякова. А случилось это так: руководитель Московского театра им. Рубена Симонова Вячеслав Шалевич, прочитав однажды роман Ю. Полякова «Козленок в молоке», не только изумился мастерству автора книги, но был поражен впечатляющей сценичностью произведения. Шалевич поставил спектакль, увлекший зрителя. И судьба Юрия Полякова определилась – отныне драматург по имени Юрий Поляков начал восхождение на Олимп русской сцены.

Действительно, а что так нравится читателю в его книгах?

Что такое «сценичность», заложенная в них? Всегда, о чем бы он ни писал, – замысловатый, захватывающий сюжет отличает их, и в то же время ничего неестественного, оторванного от жизни, в них нет. Секрет прост: автор умеет многое увидеть в окружающей действительности. А далее – яркие, с интересной судьбой и характером люди, занимающие зрителя своей способностью мыслить нетрафаретно. И все это вправлено в великолепные диалоги, отражающие не только нерв повседневности, но и позволяющие публике заглянуть в кладовые мировой истории, как говорится – пополнить свои знания о мире. Не может не восхищать грациозность, подвижность, смелость, яркая выразительность родного языка, на котором говорят герои произведений Полякова. Уникальность же стиля писателя – в неподражаемой легкости и пластичности текста с обязательными вкраплениями неожиданного юмора, который разбросан, как дорогой жемчуг, по всей ткани произведения. Стиль автора неповторим, покоряет, восхищает читателя. Писатель шутит, саркастически улыбается, слегка подсмеивается и все это с добрым прищуром умных глаз, с точно подмеченным ироническим замечанием, не оскорбляющим, впрочем, человеческого достоинства. То автор иронизирует по поводу очень смелых, или, напротив, излишне робких поступков своих героев, то подсмеивается над самим собой, автором; герои его пьес также не упускают случая подшутить над идущим рядом, не забывают и о себе, грешном, и вся эта юмористическая «карусель» легко и игриво, не торопясь, умело подводит нас к главному выводу, на чем и хотел заострить внимание создатель произведения. Из сценической судьбы драматурга Юрия Полякова вспоминается такой эпизод: в ходе генеральной репетиции первой постановки на мхатовской сцене пьесы Полякова (это был «Контрольный выстрел», который ставил соавтор его Станислав Сергеевич Говорухин), я в порыве восхищения воскликнула: «Как у Гоголя: “Над кем смеетесь, господа?! Над собой смеетесь!”» На что Станислав Сергеевич не замедлил ответить: «Вот бы так и написали!»