Коллектив авторов - Испытание реализмом [Материалы научно-теоретической конференции «Творчество Юрия Полякова: традиция и новаторство» (к 60-летию писателя)]

Удивительно, но один из нас, крупнейший инженер, крупнейший читатель 1950−1980 годов, почему-то не знал Юрия Полякова до последнего времени. Почему же? Юрий Поляков слаб для него? – Нет. Почему же? Моя жена за обедом рассказала ему о «Козленке в молоке», и он, давно уже махнувший рукой и отошедший от современной литературы, вдруг встрепенулся, рванулся в разговор, будто не проблемы книги они обсуждают, а свои, родные, инженерные. И шли они из кафе в свой «ящик», и говорили о книге «Козленок в молоке». Эх. Есть чему позавидовать, однако. Но есть и горчинка в душе.

На мой взгляд, помимо означенных причин, которые отвлекли главного советского, а сейчас и российского читателя, читателя думающего, от высокой литературы, есть и главная причина.

Для того, чтобы завоевать то или иное государство, необходимо и достаточно изменить превалирующий, или доминирующий, тип мышления народа, создавшего это государство.

Сделать это непросто. Вот уже более четверти века из нас пытаются сделать прагматиков. Что-то не получается. Мы остаемся самими собой, то есть ярко выраженными интуитивистами. Но согласитесь, что на создание термоядерной бомбы, а также ее носителей, уходит средств и трудозатрат гораздо больше, чем на попытку изменить стиль мышления.

Горы прагматической литературы и ее рекламирование во всех СМИ – это все-таки не десятки «ящиков», сотни ученых, десятки тысяч инженеров. А вдруг и эти горы сработают! Сработать-то не сработают, но сумятицу в ум даже Главного Читателя, читателя думающего, этот метод внес. И «инженерный корпус» в массе своей перестал читать. Уже в 1995 году, когда «Козленок в молоке» вышел в свет.

Россияне, именно в силу своей бесшабашности как одной из составляющих интуитивного мышления, не прислушались в свое время к таким людям, как Николай Семенович Лесков, и рухнули в свое «Некуда». Потомки тех же самых россиян не осмыслили проблемы, которые легкой строкой очертил Юрий Михайлович Поляков, и вот уже двадцать лет после выхода его романа мы занимаемся в массе своей созданием пустышек-фантиков и пока даже думать не хотим о том, варить нам или не варить «козленка». Мы его просто лопаем, у кого есть на это средства, или мечтаем лопать. И совсем уж нам не хочется думать о том, можно ли, нужно ли при варке козленка использовать молоко матери его, то есть нашей всеобщей матери «молоко».

«Куда катимся» и куда прикатимся?

Как-то в плохом настроении мне захотелось исследовать тему лимиты в литературе, то есть дело женщин в российской литературе в 1990−2000 годах. Лимитчиц-то я хорошо знал с детства. Практически все матери моих жилпоселовских и многих домодедовских друзей были лимитчицами. Но сначала испугался (женщины все же, опасно их раздражать), а потом понял, что и мужчины стали, как наши матери-лимитчицы в 1950−1970 годах, браться за любую работу, лишь бы напечатали, лишь бы издали, лишь бы прославиться. Ведь лимитское «лишь бы» наших матерей дало им возможность выжить, получить образование, встать на ноги. Это лимитское, лучше все же сказать «потреблятское», «лишь бы» засорило мозги не только нашим детям, но и людям состоявшимся.

И, конечно же, очень хочется, чтобы все это наконец-то закончилось и мы все выбрались из глубокой чаши, заваленной разными пустышками-фантиками.

Для того, чтобы признать любое литературное произведение историологичным, необходимо и достаточно, чтобы рассказанная в нем история, а также герои и персонажи, задействованные автором, полностью соответствовали бы социально-психологическим, психофизическим и другим качествам пространственно-временного поля, в котором произошла данная история и в котором обитают ее герои и персонажи.

Адекватная оценка произведения возможна в том случае, если «оценщик» не только знает и понимает и способен отразить характерные меты того или иного пространства в конкретном времени, но и чувствует причинно-следственные токи этого континиума, то есть суть и смысл «каната жизни» в любом его временном срезе. А для этого, в свою очередь, динамику метаморфоз времени и их влияние на земной шар в целом и любой его цивилизационный центр в частности.

Как уже было сказано, главные события в романе, пусть и придуманные, произошли в Москве на этапе потребления.

А что такое этап потребления? – Это самая малая из четырех временных нейтральных полос, о которых я коротко и хочу рассказать читателю, перед тем как ответить на вопрос:

«Можно ли считать придуманную Юрием Поляковым игру в пустышку историологичной?»

С давних пор человечеству хорошо известно, что «канат жизни» всего земного шара, представляющего собой единый социально-психологический организм, а также спектр крупных цивилизационных центров и входящих в них стран и государств развиваются в пространственно-временном поле по спиралям или по синусоидам.

Синусоида «каната жизни» представляет собой суперпозицию нескольких синусоид, имеющих разные частоты.

О самом крупном витке спирали (Махаюге, Манвантаре, состоящей из четырех юг) говорится в древнеиндийском эпосе «Махабхарата». Я напомню о Кали-юге, последней в Махаюге, которая представляет собой «век демона Кали», «железный век», «век раздора». 432 тыс. лет. Падение нравственности, когда добро в мире уменьшается до одной четверти от состояния в Сатья-юге (первой юге). К концу Кали-юги нравственность полностью разрушается. Воцаряется общая экономическая и духовная деградация, люди проявляют самые отвратительные качества. Слабеют мужество, ум и сила. Поведением людей управляет злоба, зависть, ложь и честолюбие… Правители становятся тиранами и не могут держать людей в повиновении, защищать народы от нападения варваров. Кали-юга прекращается, когда зло и насилие окончательно заполняют весь мир, который затем, естественно, разрушается (пралайя). Так завершается Махаюга, и круг эпох возобновляется.

Существует версия некоторых ученых о том, что через каждые 25 тысяч лет на земном шаре происходят катаклизмы земношарного масштаба. Иные ученые называют цифру в два раза меньше: 12,5 тысяч лет.

В «Сказании об Атрахасисе», известном со старовавилонского времени, с правления Аммицадуки (1646–1626 годы до н. э.), упрямым рефреном 6 раз (!) повторяется двустишие: «Не прошло и двенадцати сотен лет, страна разрослась, расплодились люди…» Эту цифру (1200 лет) некоторые ученые XIX−XX вв. н. э. называют предельной для крупных государственных образований типа Римской империи, Византийской империи и т.д. Учитывая опыт тех, кто написал «Сказание об Атрахасисе», а также наблюдения современных специалистов, можно предположить, что действительно существует земношарная синусоида с периодом в 1200 лет.