Коллектив авторов - Испытание реализмом [Материалы научно-теоретической конференции «Творчество Юрия Полякова: традиция и новаторство» (к 60-летию писателя)]

Э-э, нет! Это не так. Я глубоко уверен в том, что практически все, да все, все герои романа – люди добрые!

– Но их же нельзя назвать положительными героями!

– Конечно, конечно, здесь нет ни одного «верного строителя коммунизма», либо иного другого «изма». Более того, здесь не высвечены мощным прожектором патриотические чувства героев и персонажей и другие показатели положительности граждан России. И любят-то эти герои как-то очень уж не по-золотовековому и даже не по-серебряновековому. Но! Во времена потребителей все стройки замирают на время. Подавляющее большинство граждан занимается одним лишь «потребизмом», а его и строить-то нет никакой нужды, пока есть что потреблять, прости Господи, слово какое-то наполовину матерное – неспроста же оно такое. Ой, неспроста! Потреблятское время, такие же и нравы, такие же и отношения между людьми.

Любой человек, даже с минимальным жизненным опытом, знает, что если герой добрый, это еще не значит, что он обязательно должен быть положительным и в жизни, и в художественном произведении. Расстояние между добрыми и положительными может быть огромным, а может быть и минимальным, а может быть и нулевым. Каково же это расстояние в каждом герое, в каждом персонаже романа «Козленок в молоке»?

Придется повториться: я не нашел в романе злых героев. Я не нашел там совсем уж отрицательных героев. Да, некоторых из них можно и «полечить», как однажды «лечил» своего двадцатилетнего сына, будущего одного из самых лучших полководцев XVIII века Петра Александровича Румянцева его отец генерал-аншеф Румянцев Александр Иванович, дипломат и военачальник, правитель Малороссии в 1738–1740 годах, астраханский и казанский губернатор в 1735–1736 годах. Образованный, между прочим, человек. Узнал он о проделках своего дитяти в Санкт-Петербурге, повелел ему раздеться да лечь на скамью грудью вниз и приказал дворовым крестьянам сечь сына прутьями. Крестьяне-то дело свое знали. Да и барин рядом стоял и внимательно следил за их совсем не гиппократовой работой. Больно было Петру Александровичу. Но выздоровел он практически мгновенно.

Многие герои и персонажи романа Юрия Полякова нуждаются в таковом «лечении». Но не более того. Многим из них на пользу пошел бы опыт Иакова, вышедшего по воле случая из «шатра». Но не более того. Отправлять таких людей в ГУЛАГ совсем уже грешно. Как, впрочем, и в Урлаг. В Урлаге сидели и сидят урки и уркаганы, и просто несчастные люди, судьба которых и породила грустную для людей нормальных поговорку:

«От сумы и от тюрьмы не зарекайся». Урлаг куда демократичнее ГУЛАГА по вполне объяснимым причинам. В Урлаге кантовалось и кантуется гораздо больше наших сограждан, на порядки больше, чем в ГУЛАГЕ, но даже в этой весьма «демократичной» системе героям и персонажам «Козленка в молоке» делать просто нечего. И, по моему глубочайшему убеждению, этот факт является серьезным достижением русской литературы.

Догадываюсь, что это утверждение может вызвать смех у некоторых знатоков. Им я советую вспомнить все самые выдающиеся произведения отечественной литературы и исследовать их именно с этой точки зрения. Уверяю всех рискнувших посмеяться: таковых произведений будет очень немного.

Бог – это идеал, все божественное для людей смертных – идеально. Все идеальное недостижимо для нас. Человечество в целом и многие нормальные люди в отдельности хотели бы достичь идеала, но его достичь невозможно, как невозможно достичь предела устремленной к нему функции. Вот он, совсем близко… недосягаемо близко! И чем ближе, тем… дальше!

И, может быть, именно эта недосягаемость идеала успокоила людей обыкновенных, и они стали просто жить, жить в том пространстве, которое Фридрих Ницше очертил термином «человеческое, слишком человеческое».

И живет «человечкина душа» в этом пространстве, и радуется, придумывая себе всевозможные игры и развлечения, типа романа «В чашу».

Из вышесказанного следует прежде всего вопрос: «А как же писать героев и негероев из времени потребителей, чтобы хотя бы уж укрепить государственный иммунитет, а то и повысить его? То есть, грубо говоря, принести пользу согражданам и государству в целом?»

Ответы я нашел у древних греков.

«Если почитается не сама истина, а то, что должно быть на нее похоже, то Софокл и сам сказал, что он изображает людей такими, какими они должны быть, Еврипид же – какие они есть». Из «Поэтики» Аристотеля 20 20 Цит. по: Зелинский Ф.Ф. Вступительная статья. / Софокл. Драмы. В пер. Ф.Ф. Зелинского. М., 1990. С. 448.205

О том же говорил в одной из своих речей Аристид: «Что касается трагедии, то я вижу, что у Эсхила не было причин показывать и разыгрывать на сцене пустую болтовню; уверен также, что и приятнейший в речи Софокл никогда не слушал, какую болтовню поднимают афиняне, ведь оба этих поэта, по-моему, больше всего стремились к необходимой серьезности и изображению нравов лучшими, чем они в действительности были; Еврипида же обвиняют в том, что он свыкся с пустыми разговорами горожан» 21 21 Там же. С. 453.

Юрий Поляков вроде бы избрал путь Еврипида. Но не забыл он и Софокла, о котором Плутарх написал, что, «подражая сначала с радостью высокому стилю Эсхила, он затем избавился от резкости и искусственности собственного письма и, наконец, изменил образ речи, так что тот стал наиболее подходящим для изображения нравов и потому самым лучшим…» 22 22 Из трактата Плутарха «О преуспеянии». Там же. С. 448.

Сказанного вполне достаточно, чтобы хотя бы уж в легком абрисе увидеть, в каком поэтическом пространстве Юрий Поляков сработал данное произведение.

– Люди должны быть такими, какие они есть;

– стиль, не только диалоговый, но и повествовательный, а также стиль мышления нарратора (повествователя истории) должны соответствовать описываемой социально-психологической атмосфере;

– сам сюжет должен соответствовать симпатичной идее Сократа: «Поэт должен творить мифы, а не рассуждения» 23 23 Платон. Собрание сочинений в четырех томах. Том 2. М., 1993. С. 11 .

А уж миф-то Юрий Поляков отыскал совершенно роскошный, о чем уже было сказано ранее! Миф опасный, как огонек спички в куче хвороста.

Кривую нормального распределения немецкого математика, физика и астронома Карла Фридриха Гаусса (1777–1855) должны знать все люди думающие, особенно люди, пишущие человека, общество, государство. Похоже, не знают. До сих пор не знают, вот что обидно! Для писателей, работавших до Гаусса, это простительно. И даже для тех, кто работал лет 50−70 после него. Я не имею претензий к писателям, жившим до 1920-х годов и творившим, как правило, человека ущербного в той или иной степени, в том или ином смысле. Многие, например, слышали расхожую когда-то мысль о том, что орден Октябрьской революции за номером 2 вполне можно было вручить русской литературе XIX в. именно за моральную подготовку этого всемирного значения действа. Как не герой – так обязательно с каким-то злоумышленным ущербом. От автора к автору. От произведения к произведению. И ведь – гении! Ну не знали они, что нормальных людей в любом обществе подавляющее большинство. Что эта нормальность – очень стойкая. Что основной объем кривой нормального распределения находится в «колоколе» этой кривой, а не в «фалдах»! Не знали они, что ж тут поделаешь. А мы-то знаем, мы-то в метро катаемся по два-четыре раза в день: там все люди нормальные. Не убийцы, не насильники, не патологические изменники, не ворюги, не бандюки. – Нормальные! Процентов на 90−95! А то и чуть больше.