Дмитрий Быков - Русская литература: страсть и власть

В русской литературе первой половины двадцатого века и даже первой его четверти, в так называемом Серебряном веке, в периоде русского модерна, поэзия, безусловно, была сильнее прозы. Сильных прозаиков в этот момент в России всего пятеро: это Максим Горький, заработавший наибольшую славу, пожалуй, с наименьшими для этого основаниями; это Федор Сологуб, автор легендарного романа «Мелкий бес»; это Андрей Белый, хотя его проза находится скорее на пересечении прозы и поэзии и как бы принадлежит двум этим мирам; и это симметрично расположенные рядом с Горьким Леонид Андреев и Александр Иванович Куприн – два удивительно симметричных, плохо друг к другу относящихся, равно одаренных и равно недооцененных гения, которые могли бы составить славу любой европейской литературы. Черный, мрачный, пессимистичный, постоянно колеблющийся между периодами дикой активности и дикого отчаяния, явная жертва биполярного расстройства Андреев и здоровый, крепкий, круглый, отличающийся дикой мускульной силой, даже подрабатывавший одно время цирковым борцом Александр Иванович Куприн, который страстно жаждал перепробовать все занятия, все ощущения. Жадность его до жизни была такова, что он говорил: «Об одном жалею, не суждено мне побыть беременной женщиной – должно быть, очень интересно».

Куприн – человек, который успел феноменально много и который вошел в русскую литературу с несмываемым клеймом беллетриста. В общем, ничего обидного, belle lettre в буквальном переводе – «изящная словесность», беллетрист – это человек, который умеет хорошо писать, которого интересно читать. Но русская литература так избалована, что она как-то предпочитает людей, пишущих или очень мрачно, или очень скучно. А Куприн с его феноменальной изобретательностью, с его крепкими сюжетами, с его очаровательными героями: весельчаками, крепкими профессионалами, оптимистами, скитальцами – для русской литературы почти так же экзотичен, так же неестествен, как солнечная погода в русском октябре. Это удивительное солнце Куприна – не зря один из его фантастических рассказов называется «Жидкое солнце», – эта купринская ослепительная любовь к жизни и ко всему вокруг пронизывает, осчастливливает, и после Куприна жить хочется. Вот эта черта, наверное, и обеспечила ему клеймо писателя для подростков. В числе подростков был, кстати, престарелый Лев Толстой, который из всего младшего поколения писателей выделял два имени – Куприна и Мопассана. И этих двоих он любил до такой степени, что даже ставил им отметки. Под некоторыми рассказами Куприна, например под знаменитым цирковым рассказом «Allez!», у него стоит пятерка.

Каждый русский автор, как мы не раз говорили, так или иначе ориентируется на великий западный оригинал. Пушкин – на Байрона, Лермонтов – на Гёте («Нет, я не Байрон, я другой…»), Достоевский – на Диккенса, Лев Толстой— на Гюго, у которого взял для «Войны и мира» форму «Отверженных», Чехов – на Метерлинка. А вот у Куприна с Мопассаном отношения очень интересные.

Их многое роднит. Во-первых, оба маленькие, круглые, страшно физически сильные, оба по темпераменту сангвиники – нормандец Мопассан и киевлянин Куприн с татарской сильной примесью. Оба начали писать, многое перепробовав, оба любят странствовать, обожают спорт и всяческую физическую активность. Куприн занимался и борьбой, и авиацией, и глубоководными погружениями. Есть изумительная фотография, где Куприн стоит в водолазном костюме, только что вернувшись после погружения, а его жена смотрит на него с неописуемым выражением гордости и стыда. А сам он виновато разводит руками: матушка, не удержался. Мопассан увлекался страстно греблей, яхтенным спортом, и книга «На воде» об этом написана.

Но многое их и различает. Мопассан ужасается человеческой участи – греховной, обреченной, – и последний ненаписанный роман «Анжелюс», судя по планам и прологу, – это такой бунт против Бога. Куприну же, напротив, человеческая участь очень нравится, совершенно его устраивает, просто надо ей соответствовать. И для понимания купринской морали самое важное произведение Куприна – «Звезда Соломона».

Это вещь очень непростая и для русской литературы довольно неожиданная, а для Куприна – одна из самых главных. Это поздний Куприн, не самый популярный. Популярны «Олеся», «Гранатовый браслет» – повести о любви. О любви Куприн вообще-то писать умел, но делал это не всегда удачно. Он же получил сентиментальное воспитание, долго жил в полунищете в богадельне, где работала его мать, среди старух-богаделок, и поэтому сентиментальность вошла в его кровь. Когда он описывает женщину, причем женщину идеальную, он описывает ее примерно так, как художник Цветик рисовал коротышек: огромные глаза, булавочные ротики, общее выражение нежности и добродетели, и это скорее смешно. У Куприна мало удачных по-настоящему любовных историй, и «Гранатовый браслет» при всей музыкальности финала этой вещи и при всей ее патетической сущности – слюнявое произведение. Так пишут институтки.

А вот что ему действительно удавалось, так это такие рассказы, как «Королевский парк», или «Святая ложь», или удивительные совершенно поздние вещи, написанные уже в 1910-е годы, в частности, потрясающий очерк о Ленине – единственный очерк, где Ленин живой и страшный.

Куприн как писатель сформировался довольно поздно, потому что период ученичества, когда он вынужден был писать страшное количество рассказов «на случай» для киевских и московских газет, когда он писал святочные пасхальные рассказы, то есть журналистский его период, закончился только к 1910 году. Настоящие свои вещи – такие, как, скажем, рассказ «Ученик» – он начал писать уже значительно позже. Из поздних этих вещей и «Звезда Соломона», которая первоначально называлась «Каждое желание» и в которой заложена в огромной степени философия Куприна.

Куприна традиционно не принято считать философом, потому что он, в общем, бытописатель, и, если бы кто-то сказал, что Куприн очень умен, большинство его друзей и современников отнеслись бы к этому с насмешкой. Ну что Куприн? Куприн – это поставщик кассовой дешевой литературы, писатель для полуобразованного класса, алкоголик. «Если истина в вине, то сколько истин в Куприне?» – всю жизнь сопровождала его эта поговорка, сочиненная одним из его друзей. Но послушайте запись его голоса, и вы услышите, какой это умный голос! Голос Куприна, низкий и умный, говорит о нем больше, чем все критические отзывы современников.

«Каждое желание», оно же «Звезда Соломона», по-своему взрывающая литературный канон, построено как типичная готическая повесть в духе тогда еще не существовавшего Стивена Кинга, но вполне уже существовавших многочисленных авторов «романов-тайн», сочинений типа Эдгара По и его учеников.