Самуил Лурье - Полное собрание рецензий [litres]

«Почему не пришел Борька? Повторяю, мама: Борька с семьей уже два года живет в Германии. Он долго думал, куда ехать: в Израиль, в Америку, в Канаду, в Австралию, одно время даже собирался в ЮАР, и в результате махнул в Германию. Нет, мама, он не немец. Он Борька Иванов, еврей по матери. А мы, евреи, как тебе, вероятно, известно, избранный народ, и, вероятно, поэтому у нас сегодня есть такой большой выбор. Ты умница, мама. В самом деле, если вдруг нас все так сильно захотели, нам надо быть вдвойне настороже, так просто это дело мир не оставит…»

Тут избранные вещи, с 1979 года по 1998-й, причем дата создания как бы проставлена внутри текста: вместо почтового штемпеля оттиснута такая характерная нотка, что историк не ошибется, не перепутает Застой с Перестройкой:

«А вообще-то в смысле дружбы, взаимопонимания и человеческого тепла лучше всего сейчас, конечно, поминки. Одновременно и попрощаешься, и повидаешься, и подарок уже не нужен, и ничего светлого выдумывать не требуется – все равно и рюмашку нальют, и уж чем-нибудь да покормят».

Точно так же не заблудится читатель и в пространстве: в том смысле, что автору целый мир – чужбина, поскольку то и дело язвительно напоминает о родине:

«Ну, а когда навеселишься, отоваришься и законно вдруг взгрустнется на чужом карнавале, если вдруг почувствуешь, как тяжеленькая добротная пошлость проступает сквозь надетую по команде карнавальную накидку, сверни куда-нибудь в сторонку, в переулок. Может, повезет, как повезло нам, и услышишь родную речь. В скверике вдали от шума меди, барабанов и трещоток группка новых европейцев из Казахстана негромко пела свои хабанеры. Вынимали из тюти бутылку рейнского, отхлебывали и пели. Славно пели, с душой, с влажным таким подвывом».

И постепенно, постепенно смешное уходит из сюжетов, освещая по-прежнему речь и мысль, – вот и сюжет отпадает, а остается бесстрашный философский монолог – этот самый что ни на есть русский жанр (вспомним Герцена, Достоевского, Глеба Успенского, Щедрина – и прежде всех Радищева, конечно) – монолог безответной страсти к воображаемой стране, равнодушной, как природа, и в такой же ужасающей красе… Это довольно большое сочинение – «Путешествие из Ленинграда в Петербург». Описан опыт невообразимый: каково это – вернуться на пару недель в город, покинутый, казалось, навеки. Сплошь – острые, забавные частности, каждая саднит. Безнадежные мысли – нежность пополам с отвращением, – и автор ни с кем не согласен, но нет у него своей правоты, а только всех жаль – да и себя. И слог сострадающего ума, захлебываясь, неразборчив:

«И только сюда, ибо здесь твой рай – чадной послевоенной коммуналки, луковиц на подоконниках, прорастающих старыми китайцами из майонезных банок, дребезга трамваев, полуторок, стекол, бессолнечного двора с зиккуратом дровяного сарая, узилищами подвалов, терракотом собачьего и человечьего кала на вполне уже эзотерическом дворе заднем, и драгоценным фантиком, навечно закатанным асфальтом. Будешь пить этот воздух и – сам тень – бродить меж теней иных, слетающихся по ночам, чтобы отыскать среди холодных камней свой дом, ибо нет у памяти другого маршрута…»

Что-то такое – по крайней мере, в таком же темпе – бормотал, наверное, Чацкий по дороге с бала – обратно на корабль.

Очень хорошая книжка.

Уолтер Абиш. Сколь это по-немецки

Walter Abish. In the Future Perfect. How German is it

Рассказы. Роман / Сост., пер. с англ., послесл. В.Лапицкого. – СПб.: Симпозиум, 2000.

Русский перевод американского романа про Германию! Лет двадцать назад роман «Сколь это по-немецки» был в США увенчан важной премией, в Западной тогдашней Германии сделался иностранным бестселлером, – и вот наконец по обломкам железного занавеса перебрался через нашу границу, – надо полагать, стараниями г-на Виктора Лапицкого, – но, уж разумеется, не без помощи г-на Сороса.

Виктор Лапицкий, по-видимому (да и все говорят), – переводчик очень хороший: потому что Уолтер Абиш, судя по этой книге, – очень хороший писатель.

Это проза такая, что с каждой страницей усиливает в вас нетерпеливую тревогу: чем все это кончится? в какую гибель увлекает персонажей рок событий? – поскорей добраться бы до финала, но жаль торопиться, обидно что-нибудь пропустить.

(И где-то по краю ума, прозрачная, но противная, проплывает настоящая обида – неизвестно на кого, но за себя, за собственное невежество: вот это композиция! какой мастер! какая техника! и двадцать лет как запатентована – а я не знал… Хотя позвольте – Курт Воннегут вроде бы работал в похожей манере, – но совсем в другой тональности.)

Самое замечательное, что и развязка почти не разочаровывает, хотя (или как раз потому что) почти ничего не раскрывает. Отчасти проясняет некоторые обстоятельства, не более того. Ни один персонаж не выдает своей главной тайны: отчего он такой , то есть живой – то есть достаточно заурядный, но непредсказуемый, – как сам-то он думает, чего ему надо на самом деле?

И остается при авторе главная тайна сюжета: чего хотят все эти люди друг от друга? Кто кого подстерегает – и никогда ни за что не простит? Насколько реальна опасность, в которой они едва ли не все находятся постоянно? Они, похоже, пляшут на нитках, перепутанных над их головами, но когда и кем?

Предположительно – в несовершенном прошедшем. Не исключено, что кем-то из отсутствующих.

Нам автор схему заговора не доверяет.

Не зря некий журналист – а скорей террорист, выдающий себя за газетчика, – пеняет писателю, но не Уолтеру Абишу, а Ульриху фон Харгенау, действующему лицу (кстати, он давно уже не фон , а под занавес выяснится, что и не Харгенау): «Читая ваши книги, всегда испытываешь такое чувство, словно жизненно важная часть информации от тебя скрывается».

Это правда: мы знаем о героях этого романа массу всякого разного, интимные подробности, как мало про кого в так называемой реальной жизни, – одного не знаем: что их связывает вместе. А связь есть – несомненная и невидимая: какая-то общая судьба.

Должно быть, головоломка, из которой все они судорожно и тщетно пытаются выпасть, – Германия.

Это Западная Германия конца 70-х, взгляд из-за океана: Уолтер Абиш, в детстве австрийский еврей, а в молодости – так сказать, китайский, в ФРГ не бывал никогда. Воображаемая страна апоплексической сытости. Дракон истово вегетарианствует, непроизвольно содрогаясь. Демон загнан внутрь – в тело нации, там усыплен, будем надеяться – навеки.

«По правде говоря, время от времени – но такое может произойти где угодно – сквозь уравновешенную и приятную поверхность внезапно прорывается неистовство, неожиданное насилие, вспышка, отдающаяся стуком пивных кружек по столу, пока те не разлетаются вдребезги, и оттененная гневным выражением на раскрасневшихся широких и мясистых лицах, которое на фоне черных кожаных пальто и черных кожаных перчаток может показаться куда более пугающим, более угрожающим, чем то может быть на самом деле. Но, за исключением этого время от времени случающегося срыва, приехавший в Германию, в Вюртенбург, невольно оказывается ошеломлен замечательно спроектированными скоростными автострадами…» и т. д.