Игорь Улуханов - О языке Древней Руси

В некоторых художественных произведениях, созданных на Руси, звучат ритмы народной поэзии. Если внимательно присмотреться к ритму многих сказок, пословиц, поговорок, загадок, свадебных приговоров, то можно обнаружить, что он довольно строго организован: каждая строка имеет четыре ударения — слабое, сильное, затем снова слабое и снова сильное; после первого сильного ударения происходит смена («перелом») интонации; полустроки («колоны») часто сходны по своей синтаксической структуре, а последние слова строк или полустрок обычно рифмуются; первая полустрока иногда может отсутствовать. Такую организацию речи называют сказовым стихом (38, стр. 6). Вот отрывок из свадебного приговора, написанного сказовым стихом:

А теперь сопоставьте этот отрывок с началом «Слова о погибели Русской земли»:

Несомненно, вы обнаружили сходство между двумя приведенными отрывками не только в ритмике, но и в образах. Это сходство не случайно: автор «Слова о погибели Русской земли» испытывал влияние древних фольклорных произведений (38, стр. 11—13).

Ритмику, близкую к фольклорной, можно обнаружить и в ряде других древнерусских произведений («Слово о полку Игореве», «Моление Даниила Заточника», «Повесть о Горе-Злочастии» и др.).

Итак, народная поэзия была одним из источников художественных средств древнерусской литературы.

Вместе с тем эта литература использовала и средства книжной риторики, присущие произведениям, написанным по-церковнославянски. Однако средства книжной риторики применяются здесь не столь активно, как в церковно-книжной литературе. Это объясняется как большей конкретностью, документальностью повествования, так и широким употреблением средств народной поэзии. Кроме того, чаще встречаются те книжные образы, которые наиболее близки бытовым и народно-поэтическим образам. Так, используется сравнение человека с орлом, но не для того, чтобы показать силу и быстроту героя; с высотой полета орла сравнивается возвышенность мыслей человека: «и бых паря мыслию своею, аки орел по воздуху» («Моление Даниила Заточника»). Сеяние и жатва символизируют не битву, а приобщение к христианству: «...якоже бо се нѣкто землю разорить. другыи же насѣеть. ини же пожинають и ядять пищю бескудну. тако и сь. оць бо сего [речь идет о Ярославе Мудром] Володимеръ землю взора и умячи [правильно: умягчи ] рекше кр҃щньемь просвѣтивъ. сь же насѣя книжными словесы ср(҃д)ца вѣрны(҃х) людии. а мы пожинаемъ ученье приемлюще книжное [Как бывает, что один землю распашет, другой же засеет, а третьи пожинают и едят пищу неоскудевающую, так и здесь. Отец ведь его Владимир землю вспахал и размягчил, то есть крещеньем просветил. Этот же засеял книжными словами сердца верующих людей, а мы пожинаем, учение получая книжное]» («Повесть временных лет»).

Влияние церковно-книжной традиции на произведения древнерусской литературы сказалось и в употреблении метафорических выражений, построенных на сопоставлении материального и духовного, например: урва ми сердечное корение («Девгениево деяние»); скача , славию , по мыслену древу («Слово о полку Игореве»); сладость словесная ; сосуд сердечный ; обрати тучю милости твоея на землю худости моея («Моление Даниила Заточника»); душа ... брашна духовнаго желает ; зима еретическая ; семя словеси божия ; лоза преподобия ; стебель страдания ; нива сердца (различные сочинения протопопа Аввакума). В то же время в сатире XVII в. мы находим и пародии на эти выражения. Вот примеры из известной уже нам «Службы кабаку»; оружие пьянства (сравните церковные выражения оружие веры , оружие божие и т. п.), шлем дурости (сравните шлем суд нелицемерен , шлем упования ), щит наготы (сравните щит непоборим преподобье, щит веры и т. п.).

В произведениях, написанных по-древнерусски, находим такие риторические приемы, как стилистическая симметрия: «Вострубим убо, братие, аки в златокованную трубу, въ разумъ ума своего и начнемъ бити в сребреныя арганы воизвѣстие мудрости» («Моление Даниила Заточника»); параллельные по структуре предложения, содержащие сопоставление или противопоставление:

парные сочетания: туга и тоска , свычая и обычая , рѣки и озера («Слово о полку Игореве»); восклицания: «О многострст(҃с)тныи и печалны азъ» («Письмо Владимира Мономаха к Олегу Святославичу») и др.

В отдельных произведениях можно обнаружить отрывки, написанные стихом, свойственным ряду церковно-книжных сочинений (см. стр. 50, 51). Ритм церковно-книжного стиха слышится в мольбах Даниила Заточника (38, стр. 14—15):

Там же, где автор «Моления» переходит от просьб к поучениям, мы встречаемся с народным сказовым стихом:

Художественные средства, рассмотренные в данном разделе, в разной степени использовались в сочинениях, написанных на древнерусском языке. Некоторые из этих сочинений почти полностью лишены художественной отделки; авторы их стремятся лишь к строгой фиксации событий. Таковы многие (но не все) летописные рассказы, «Хожение за три моря» Афанасия Никитина и др. Некоторые авторы, наоборот, явно ставили перед собой не только задачу зафиксировать факт, но и создать образную картину или использовать средства художественной выразительности для того, чтобы сделать свою речь более красочной или убедительной. Таковы авторы «Слова о полку Игореве», «Слова о погибели Русской земли», «Задонщины», Владимир Мономах, Даниил Заточник и др.