Павел Крусанов - Хождение по буквам

Вслед за двумя первыми томами вышла уже упомянутая «Советская Атлантида». Школьная программа осталась позади – третья «Матрица» освещала советский период русской литературы, с одной стороны манифестируя непрерывность процесса развития отечественной словесности, с другой – возвращая (пытаясь вернуть) в читательский обиход авторов, незаслуженно забытых, ушедших во тьму пучины вместе со страной, в которой они жили и писали. А между тем для многих и многих советская эпоха оказалась вечностью – они успели родиться, прожить жизнь и умереть под красным флагом и рубиновой звездой, не представляя себе другой родины и не допуская самой возможности того, что идеал социальной справедливости когда-то будет посрамлён идеалом безудержной погони за наживой. Гайдар, Олеша, Фадеев, Леонов, Нагибин, Трифонов, Шукшин, Астафьев… Разве значение этих писателей не выходит за рамки их исторического времени? Вопрос не для затравки диспута, поскольку читателю с опытом ответ известен. Более того – всех их, не умещающихся в рамках своего времени, не заключить в пятисотстраничный том. Он мал для них, он узок, тесен… Думается, многие найдут «Советскую Атлантиду» не полной. И составители, будьте уверены, не станут спорить. Хотя представленная выборка всё равно хороша и по большому счёту вполне репрезентативна. Как говорится, рюмка водки есть – тарелка щей найдётся.

И вот теперь последний том «Литературной матрицы», четвёртый – «Внеклассное чтение». Здесь собраны статьи о писателях, чьё значение для русского культурного мифа неоспоримо, но вместе с тем они не стоя́т в первом ряду блистательных литературных имён, не включены в обязательную школьную программу выпускных классов и (в случае если это наши с вами старшие современники) не попали по какой-либо причине в «Советскую Атлантиду». Действительно, Ивана Грозного, протопопа Аввакума и Петра Чаадаева не принято считать крупными художниками слова, Александра Грина, Николая Гумилёва и Гайто Газданова пустоголовая юность не штудирует на уроках литературы, а Василия Аксёнова, Сергея Довлатова и Сашу Соколова можно считать советскими писателями лишь отчасти. Всё это верно, но верно также то, что русская литература настолько богата и настолько щедра, что даже авторы её второго ряда могли бы с легкостью составить славу любой другой национальной литературы, не исключая и французскую. Однажды кухонное радио поведало: от антарктического ледника откололся айсберг размером с Данию. Та же история и с русской литературой – скажем, литературой русской эмиграции.

И потом, это ведь такая условность – первый ряд, второй, четвёртый… Иной раз слово Гаршина прольется на душу таким бальзамом или, напротив, разбередит такую рану, какую не залечил и не тронул, прости господи, великий душезнатец граф Толстой. И с такими обстоятельствами искушённый читатель сталкивается постоянно. Так и до лжно – если бы искусство (в узком смысле – литература) из раза в раз не превозмогало само себя, оно закончилось бы, съехало в канаву, как съезжает туда велосипедист, переставший крутить педали. Условие жизни искусства – непрерывное усилие по уловлению момента истины, неостановимый поиск наилучших средств для передачи подлинности. В противном случае: недолгая инерция и – сточная канава. Хотя и слишком разгоняться в попытке обогнать само время искусству не следует, иначе оно станет похоже на телевизор с его опустошающим мельканием. А между тем искусство начинается там, где отметаются ненужные подробности…

Стоп. Возвращаемся к нашей истории.

Итак, подобьём зримый итог проекта «Литературная матрица»: пять лет работы, четыре тома, две тысячи триста пятьдесят страниц, девяносто две статьи, шестьдесят семь авторов. Воистину гигантский труд. Нужные получились книги? Бесспорно. Из них юная поросль может узнать: кого из русских драматургов актёры императорских театров называли «наш боженька», смерть какого русского писателя Пушкин почтил словами: «Она была мгновенна и прекрасна», кто в конце 1920-х годов, когда Ленинградская кондитерская фабрика имени Самойловой в честь популярнейшего детского журнала решила выпустить конфеты под названием «Ёж», написал для фантика стихи:

а также уйму иных забавных, печальных, познавательных и поучительных подробностей из жизни русской литературы. Нашли эти книги читательский отклик? Ещё какой. Как выяснилось, адресатом «Матрицы» стали не только и не столько пытливые гимназисты, сколько их преподаватели, студенты высших гуманитарных заведений и библиотечные работники, активно высказавшиеся на её счёт как в прессе, так и в социальных сетях. Но есть у этой истории ещё одна сторона, о которой хотелось бы упомянуть отдельно.

Так получилось, что «Матрица» не только дала увлекательную картину прошлого русской литературы, самых её героических, весёлых и мучительно напряжённых этапов, но и послужила своего рода навигатором – путеводителем по карте литературы современной. Ведь авторы «Матрицы» – сегодняшние, признанные читающим сообществом писатели. Составители оказались свободны от групповых пристрастий и эстетических предпочтений, срез получился честный. Тут есть питерские и московские, новосибирские и нижегородские, зубры и новобранцы (в плане литературного рекрутинга), патриоты и общечеловеки, бенефицианты книжных прилавков и элитарные штукари. За бортом, по существу, остались только те, кто, как упоминалось выше, наглухо привязан договором к определённому издателю; кто был приглашён, но по каким-либо причинам отказался от участия (очень немногие); кто, как камбала, сливается с пейзажем; а также те, кто на данный момент ещё не засветился . Взялись бы за такое дело москвичи – тут же бы устроили междусобойчик типа: авторы журнала «Сноб» , или птенцы гнезда Елены Шубиной . По уставу их монастыря градация свой/чужой всегда стоит на первом месте. Не то – у нас. Так что наш региональный патриотизм – не гидропоника, цветёт и пахнет он не беспочвенно .

Что же показывает этот невзначай обнаруженный навигатор? А вот что: современный русский писатель затейлив и многообразен, так что поначалу может зарябить в глазах. Но постепенно хаос обретает форму и складывается в картину. Хороша ли картина? Как минимум динамична, живописна, насыщена вариациями перспектив и щедростью палитры. Впрочем, о гармонии тут говорить неуместно. И вот ещё…

Как утверждает один авторитетный исследователь природы художественного творчества, существует три степени авторствования: 1) акцентированное; 2) воспалённое и 3) маниакальное. Акцентированное – оно же нормальное, поскольку всякое авторствование акцентировано. Воспалённое – такое, которое не даёт автору покоя, если то, что он произвёл на свет, оказывается подвергнуто критике, обойдено вниманием, или разговор о самой фигуре автора находится не в центре завязавшейся беседы. Ну а маниакальное авторствование и вовсе требует ежеминутного фимиама и дымов жертвенников, и если автору, подверженному третьей степени этого высокого недуга, вдруг дают понять, что он вовсе не величайший гений современности, а просто крупный талант в ряду себе подобных, это уже чревато суицидом и запоем, и мир обрекается на вечное проклятие за чёрную неблагодарность. Весьма одарённая поэтесса однажды призналась: «Я не могу считать человека хорошим, если он критически отозвался о моём стихотворении. Я понимаю, что это неправильно, но не в состоянии с собой ничего поделать – это сильнее». Именно – сильнее.