Евгений Жаринов - От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику

Далее в числе особенностей нового искусства Ортега назвал иронию. Здесь крылось противоречие, о котором автор не умолчал. А именно: если новый стиль «характеризуется вытеснением человеческих, слишком человеческих элементов и сохранением только чисто художественной материи», то «это, казалось бы, предполагает необычный энтузиазм по отношению к искусству». Однако, говорит автор, на деле мы наблюдаем другое: искусство, «уйдя в себя», утрачивает всякую патетику и начинает относиться к самому себе как бы насмешливо. В искусстве, по мнению Ортеги, обремененном «человечностью», отразилось специфически «серьезное» отношение к жизни. Искусство было шуткой серьезной, почти священной. Иногда оно – например, от имени Шопенгауэра и Вагнера – претендовало на спасение рода человеческого – никак не меньше! Не может не поразить тот факт, что новое вдохновение – всегда непременно комическое по своему характеру… насыщено комизмом, который простирается от откровенной клоунады до едва заметного иронического подмигивания, но никогда не исчезает вовсе. И не то чтобы содержание произведения должно было сдать свои пророческие позиции, оно, ранее располагаясь, как наука или политика, в непосредственной близости от центра тяжести самой личности, в данный момент переместилось ближе к периферии. Искусство не потеряло ни одного из своих внешних признаков, но удалилось, «стало вторичным и менее весомым».

Этот процесс пробуждения «мальчишеского духа в одряхлевшем мире» приводит к тому, что «личность отвергается новым искусством решительнее всего» и теперь «эстетическое удовольствие должно стать удовольствием разумным», а метафора становится «наиболее радикальным средством дегуманизации», так как именно в ней заложен самый инстинкт бегства, ускользание от реальности. Благодаря возросшей роли метафоры в современном искусстве и возникает так называемый «супрареализм» или «инфрареализм».

Здесь следует отметить, что отказ от пророческой значимости искусства, общий процесс дегуманизации и ориентация на так называемую элитарность в лоне контркультуры привели к стиранию различий между искусством массовым и избранным. Так, по мнению Н. Дмитриевой, воздействие первого на второе дает вспышку в хэппининге и поп-арте. «Как положено элитарным течениям, – пишет исследовательница, – он / поп-арт – Е.Ж./ был вполне дегуманизирован и не призывал к пониманию; глумливая самоирония, названная еще Ортегой в числе признаков нового искусства, доводилась поп-артом до предельной черты. Он манипулировал готовыми предметами ширпотреба или их копиями и муляжами, а также элементами, входящими в арсенал массовой культуры – комиксами, рекламами, афишами, кадрами кинопленки. Соединенные в произвольных комбинациях, эти обиходные и «китчевые» вещи подвергались обессмысливанию. То есть утрачивали и тот маленький смысл, который имели в присущем им контексте».

В насмешке искусства над самим искусством Ортега видит некую спасительную миссию, равную карнавальному действу, связанному с уничтожением-возрождением старой, отжившей европейской гуманистической культуры. Одряхлевшая Европа вступила в эпоху ребячества и подобный процесс не должен удивлять, так как история движется в согласии с великими жизненными ритмами. Наиболее крупные перемены в ней не могут происходить по каким-то второстепенным и частным причинам, но под влиянием стихийных факторов, «изначальных сил космического порядка».

Итак, понятие массовая культура порождено массовым обществом. Массовое же общество, в свою очередь, – это современное состояние человеческого общества, а если быть более точным, то, по В.И. Вернадскому, массовое общество – это одно из проявлений ноосферы, возникшей в результате естественной эволюции из биосферы, когда впервые в истории человечество, взятое в целом, «становится крупнейшей геологической силой».

Здесь мы сталкиваемся с таким кардинальным явлением современности, как масса. «Масса» же в нашем случае, – это результат естественной эволюции человека как вида. В.И. Вернадский, например, утверждал, что «потенциальная возможность захвата поверхности всей планеты путем размножения одним организмом, одним его видом присуща всем организмам, ибо для всех них закон размножения выражается в одной и той же форме, в форме геометрической прогрессии», но человек в этой всеобщей гонке живых существ за обладание Землей занял первое место по скорости размножения и одержал полную победу, став именно в своей массе геологической (а в концепции Вернадского – и космической) силой.

Здесь следует отметить, что русский ученый не избежал в данном случае общего увлечения прикладной математикой, увлечения, столь характерного для ученых конца XIX – первой половины XX века, и попытался увидеть всю Вселенную как некий упорядоченный процесс или, по мнению Эйнштейна, как «реакцию простейших математически мыслимых элементов». Картина мира предстала в виде Бога, который не играет в кости, а если и играет, то, как сказал Ральф Эмирсон, кости его «налиты свинцом». Правда, в математике есть итак называемый статистический подход, родоначальником которого считается Лаплас, сам по иронии судьбы веривший в то, что все явления природы строго детерминированы в соответствии с математическими законами. Но именно этот статистический подход и допускает существование так называемого вероятностного режима, оставляющего за природой возможность «передумать» и не делать того, что наиболее возможно. Предполагается даже, что и Земля может внезапно обмануть ожидания и расчеты ученых, сойти со своей орбиты, чтобы отправиться странствовать в глубины космического пространства, нарушая тем самым уже сложившиеся законы биосферы и ноосферы.

Однако по законам математического детерминизма сам процесс роста людской массы, который и привел к современному состоянию вещей, начался, примерно, 15–20 тысяч лет тому назад, когда человек стал менее зависим от недостатка пищи в связи с открытием земледелия. По-видимому, именно тогда и произошел первый взрыв размножения человечества.

Причину видят в кризисе, который переживала биосфера в то время в связи с ледниковым периодом. И именно вероятностный подход к глобальным явлениям природы позволяет хоть в какой-то мере объяснить появление такого принципиального открытия для всего человечества и его неизбежного роста, как огня. Это открытие, по мнению того же Вернадского, тем более удивительно, что в биосфере «проявление огня и света до человека было относительно редким явлением и проявлялось лишь в формах холодного свечения (полярное сияние, сияние звезд, свечение моря), которое только освещало и грело темную планету наряду с солнцем.