Анатолий Вассерман - По следам литераторов. Кое-что за Одессу

Либо они станут неактуальны, либо я буду чувствовать себя классиком; и в том и в том есть большой плюс.

Возвращаемся к прогулке. Отметим, что Александровский проспект с его зелёной бульварной центральной частью – идеальное место для памятников. Если отсчитывать от памятника Маразли [170]на Греческой площади, то памятник Франко – пятый на проспекте. Шестой – описанный в «Одессе военной» [171]памятник атаману Головатому, седьмой – памятник героям Чернобыля и – уже в здании Нового Привоза, куда Александровский проспект упирается – бронзовые памятники рыбачке Соне и моряку Косте. Кстати, напоминаем, что до Нового Привоза стоит дойти, чтобы посмотреть постоянную выставку старинных фотографий Одессы.

Оставляем экскурсантов на Привозе: без его посещения приезд в Одессу неполноценен. После того, как гости, выражаясь по-одесски, «сделают базар», можно начинать вторую часть нашей «Прогулки по следам перьев».

От Нового Привоза до старта второй части нашей пешей экскурсии можно, в теории, добраться тоже пешком. Но для экономии времени и сил рекомендуем воспользоваться популярной у писателей-фантастов «нуль-кабиной»: заходим у Нового Привоза, набираем GPS координаты Одесской киностудии и выходим около неё. Реально же едем одну остановку на такси [172]по Пантелеймоновской и Французскому бульвару до № 33.

По дороге проезжаем мимо Свято-Пантелеймоновского мужского монастыря, где бывали регулярно – правда, в то время, когда в Соборе великомученика и целителя Пантелеймона располагался одесский планетарий.

Особенность Собора в том, что он расположен на третьем этаже здания, а на первых двух было основанное в 1876-м году монастырское подворье Свято-Пантелеймоновского монастыря Святой Горы Афон. Подворье было отправной точкой заветной мечты практически каждого православного христианина – паломничества на Святую Землю и Святую Гору Афон. Ежегодно отсюда отправлялось до двух тысяч верующих (по сравнению с нынешними цифрами хаджа в Мекку и Медину не очень много, но для XIX века – значительное число). На подворье их принимали, кормили в трапезной, давали ночлег, помогали с оформлением документов, а потом и отправляли морем к заветной цели.

Символично, что собор сооружён из камня, добытого на Святой Горе и доставленного в Одессу монашеским бригом «Святой пророк Илия». В византийском стиле были расписаны стены вдоль белой мраморной лестницы, ведущей к храму. Аналогов такого устройства церкви нет нигде в мире. Подъём на высокий третий этаж по замыслу архитектора Николая Никитича Никонова символизировал будущий подъём на гору Афон.

В 1923-м году подворье закрывается, но летом 1944-го – вскоре после освобождения Одессы – здесь открывается храм и Богословско-пастырские курсы, впоследствии преобразованные в семинарию. В 1946–1947-м годах здесь преподаёт будущий Патриарх Пимен. Однако в 1961-м году во время очередной «недружбы» власти с православной церковью семинарию переводят в Свято-Успенский монастырь в районе Одесского маяка ( см. гл. 2), а собор вновь закрывают – и открывают планетарий.

Такой заменой удивительно точно проиллюстрировали самое знаменитое из высказываний Иммануила Йоханн-Георговича Канта (1724–04–22 – 1804–02–12): «Две вещи наполняют душу всегда новым и всё более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, – это звёздное небо надо мной и моральный закон во мне». Впрочем, отождествлять «моральный закон во мне» с отправлением богослужений в храме – сильное упрощение.

В 1990-м году планетарий с его уникальной цейсовской проекционной установкой звёздного неба переносят в обсерваторию (фактически закрывая его, прямо скажем), а в храме вновь начинают богослужения [173]. В 1995-м году основывают Свято-Пантелеймоновский мужской монастырь, что несколько удивительно для такого многолюдного места: рядом железнодорожный вокзал и шумный Привоз. Впрочем, за углом – на Пушкинской, № 79 – Свято-Ильинский Мужской монастырь.

По дороге – на углу Пантелемоновской и лейтенанта Шмидта (он родился в Одессе, о чём мы рассказывали в первой книге [174]) – находится Одесское епархиальное управление [175]. Здание построено видным одесским архитектором Юрием Мелетьевичем Дмитренко для Андреевского подворья Афонского монастыря, то есть выполняло те же функции, что и подворье Свято-Пантелеймоновского монастыря. Это было удобно: оба подворья – вблизи железнодорожного вокзала.

По диагонали от епархиального управления – красивое здание с ясным «казённым» акцентом, принадлежащее Одесской железной дороге. Здание построили в 1899-м году для Земской управы, а до того на этом месте была тюрьма: в связи с разрастанием города для неё построили новое здание несколькими километрами юго-западнее, а старое здание снесли. В нём ещё успели в 1882-м году казнить народовольцев (или террористов – как кто считал) Степана Николаевича Халтурина и Николая Алексеевича Желвакова.

Халтурин ещё до одесского теракта устроился плотником в Зимний дворец и постепенно принёс в подвал, где проживал, до 30 кг динамита. Непосредственно над жильём Халтурина было караульное помещение, а на втором этаже – столовая, где должен был обедать Александр II. 1880–02–05 – в день взрыва – поезд брата его жены [176]принца Гессенского – опоздал, что в очередной раз отсрочило гибель императора-освободителя; на этот раз почти на 13 месяцев. Погибло 11 военнослужащих караульного помещения первого этажа, ещё 56 человек получили ранения. Кстати, эти военнослужащие были зачислены в лейб-гвардии Финляндский полк в качестве поощрения за героизм, проявленный в ходе последней русско-турецкой войны.

Но героем считал себя Халтурин. Он едет в Одессу и с напарником (мы бы сказали «подельником») Желваковым убивают прокурора Киевского военно-окружного суда Василия Степановича Стрельникова, командированного в Одессу. Вернее, убивает Желваков, а Халтурин в качестве извозчика должен помочь Желвакову скрыться. Прохожие хватают обоих. Страх от террористов и желание быстро «закрыть дело» приводит к поспешному суду и казни обоих под указанными ими фальшивыми именами [177]через 4 дня после убийства – уже 1882–03–22.

В кабинете Ленина в Кремле было два горельефа: Маркса, что понятно, и Халтурина, что странно с учётом неприязни большевиков к индивидуальному террору. Наша Гаванная улица много лет была улицей Халтурина.