Коллектив авторов - Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

Недавно, что показательно, Г. Садулаев заявил, что, перекрыв возможность регулярно получать премии, Р. Кадыров своим негативным отзывом закрыл писателю и «дверь в литературную судьбу». О чем это говорит? В первую очередь о том, на кого рассчитана современная литература. Писать для читателя – уже не цель и даже не средство. Цель – успех! Сиречь получение премий. Желательно во множественном числе.

Зададимся вопросом: для чего литератору нужен успех? По идее, творческий рост— дело первостепенной важности. Второе по важности – формирование своей собственной аудитории или, говоря языком бездуховных личностей, своей ниши на культурном рынке. С ЦА связан кредит читательского доверия, который приходится отрабатывать, как ни надейся творческая личность на некое «вдумчивое прочтение», которое поможет ему получить второе без первого. Как я это желание понимаю: я тоже в детстве не любила есть первое и постоянно норовила сразу перейти ко второму – ан нет, шалишь!

Альтернативой всей этой тягомотине для современного писателя стало создание тех самых «внутренних шедевров»– книг, написанных своими для своих. А что читателю становится скучно, как сами же критики признают, после прочтения двух страниц… Так недовольных надобно окоротить и указать им их место. Критики справятся, справятся. У них на сей счет множество железобетонных аргументов припасено.

Так, например, критик В. Березин доподлинно знает, что те, кому не нравятся произведения лауреатов, всего лишь дураки и душевнобольные: «Я не претендую на подробное знание современного бурления, но то, что видно издалека, во-первых, выдает малую начитанность участников, во-вторых, нечуткость к метафорам, и, главное, совсем другую их целевую аудиторию. …целевой аудиторией паровой машины имени Даниила Хармса становятся не-читатели. Иначе говоря, те люди, которым по какой-то причине не хочется составить свое мнение или они заскучали на второй странице, потому что в голове у них нечто древесно-стружечное, и длинные слова их расстраивают».

Действительно, ну как не назвать дураком и профаном критика, чьи статьи имеют более высокий рейтинг, нежели твои собственные? Или критика, работающего в этой области много лет? Как его образование, квалификация и популярность может гарантировать наличие ума и профессионализма?

А может быть, это и вовсе недееспособные, психически нездоровые личности? Вон, критикесса Е. Сафронова после отказа А. Кузьменкова написать предисловие к ее книге немедля прозрела насчет его душевного состояния и принялась открывать глаза остальному сообществу. Так отчего бы и Березину не намекнуть на странности «работников паровой машины имени Даниила Хармса»: «Ну, помилуйте, какая Яхина или Водолазкин схватится за сердце, кого из них вынесут вон со сцены, огорошенных новым знанием. Думать, что они ужаснутся своим грехам и начнут работу над собой, вменяемому человеку не приходится».

Иными словами, только сумасшедший может надеяться что-то изменить в литературном процессе, давно превратившемся в паралитературный. То есть в окололитературный и с творчеством, в общем-то, не связанный. А с чем же он, болезный, связан?

С маркетингом. В рекламе, пиаре, маркетинге, конечно, имеется элемент творческого подхода, но к критике он отношения не имеет. Даже начинающий маркетолог знает: успех, навеянный пиаром, не формирует аудиторию, он исполняет исключительно ознакомительную функцию. Только качество товара отвечает за появление у оного целевой аудитории. ЦА будет дарить свое внимание модному бренду и тогда, когда он перестанет быть модным.

Так же и литературная премия открывает читателю имя автора, название произведения, но не дарит никакой «литературной судьбы». За то, чтобы у произведения и его создателя была пресловутая литературная судьба, отвечает не критик, не премия и не издатель. Эту задачу решают двое – автор и его текст.

Однако насчет качества текста у нас все… сложно. Авторы усердно пытаются угодить всем экспертам разом, напоминая персонажа басни «Слон-живописец». Тут вам и сомнительные открытия в области психологии однополой любви, и смешные фантазии на тему психических заболеваний, и востребованная по нынешним временам жесткая русофобия, и обвинение «Империи зла» в глобальном потеплении и поднятии зомби, и переписывание истории Руси до праславян включительно… Ну и, разумеется, бесценное культурное явление, которое наглая, нечитающая, невежественная, да и попросту душевнобольная читательская масса окрестила «синдромом поиска глубинного смысла».

Для увеличения продаж такого добра нужны «целевики», то есть критики-восхвалитики. Возможности «целевиков», лоббирующих что бы то ни было, особенно в сфере оказания идеологических услуг, довольно обширны. Можно сделать так, что положительные отзывы о предмете лоббирования поисковиком находятся первыми, а негативные— последними. Плюс чисто технические уловки: оптимизация всевозможных «индексов цитирования» и «упоминаний», – вплоть до превращения подопечного в отдельный новостной блок.

Однако если в геополитике и идеологии в широком смысле есть подобные информационные технологии, то у критиков XXI века, похоже, ничего такого нет. Иначе зачем бы им переходить на личности, обзывать дураками и психами всех чохом, кому пришла охота высказать свое мнение (довольно-таки разнообразное) на «недружественном ресурсе». Война ресурсов – это вам не какие-то там снулые диспуты-дискуссии. «Война, господа, это… война!».

Воевать можно и с читателем, а то что ж он некачественный-то такой? И, по утверждению Ю. Милославского: «…упорно держится за традиционные свои ценности (привычки). Он все еще отдает предпочтение классике XIX – первой половины ХХ вв. …Русский читатель упорно отворачивается от новейшей премированной литературы: именно ее-то он и не читает. В этом смысле деньги, отпущенные на ее содержание, до сих пор не окупаются, и навряд ли когда-нибудь окупятся».

Все потому, что в голове его опилки, да-да-да. И читает он мало, и длинные слова его пугают, и он, вдобавок ко всему, обыватель. Ан масс, значится, как сказал бы профессор Выбегалло. Березин сетует: «За эту неделю я послушал разных людей, которые говорили мне, что прежде, чем рассуждать на эти темы, я должен был досконально изучить социологию, психологию и демографию читателя-обывателя».

Ужас какой, изучать еще всяких… нечутких к метафорам про две правых руки. Когда можно просто погрозить пальцем: как, мол, не стыдно тебе, обывателю, не читать взахлеб про семейные ценности гомосексуальных пар и психически больных, живущих семьями психически больных, про детские психотравмы дяденек и тетенек далеко за пятьдесят, про мифопоэтику ГУЛАГа и т. п.?