Коллектив авторов - Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

Санкт-Петербург, декабрь 2020 (annus, i).

Леонид Юзефович (из интервью «Огоньку»)

«Реконструкция прошлого не была моей целью. “Филэллин” – скорее вариации на исторические темы, чем полноценный исторический роман».

Камергер Николай Демидов – управляющему

Нижнетагильскими заводами Александру Любимову

Середь новых книг, полученных намедни из России, сыскался роман некоего Юзефовича. Оной сочинитель пишет, что в Тагильских наших вотчинах невесть чьим попущением чинятся нарочитыя нестроения. Наместо горы Горелой, что недалече Выйского пруда, сделалась Горелая падь. Так сия пропажа еще безделица. Высокогорской наш рудник поименован Высоцким – что за притча? кто сим безчинством распоряжал? И что иного протчего не в пример важнея: подле Лисьей горы квартирует Горная рота! Оныя воинския команды попечением Правительствующего Сената учреждены были для охраны заводов казенных, как-то: Пермских да Богословских, Екатеринбургских да Гороблагодатских, а до наших вотчин войскам сугубо дела нет. Неужто Тагильские заводы да рудники в казну отошли, а я об том неизвестен?

Ужо гляди, Олексашка! кошту на тебя трачено изрядно, да, верно, даром. Буде правда в книжке писана, ответишь не то что шкурою, головою – потому ты хоть и вольной, а все бывший мой холоп.

Флоренция, декабрь 2020.

Александр Кузьменков – Вадиму Чекунову

Читать «Филэллина» можно в одном случае: если вдруг заскучаете по армейской полосе препятствий. Давным-давно Роднянская снайперски точно оценила опусы Юзефовича: «Груды балласта» . Яхонтовый наш классик по-другому не умеет: не то у него воспитание, сказала бы Манька Облигация. Вспомните хоть «Зимнюю дорогу»: к якутскому походу Пепеляева было за уши притянуто все, вплоть до смерти Мандельштама. До которой, кстати, Пепеляев не дожил. И «Филэллин» по самое некуда нафарширован ненужными ретардациями: рассказ о династии Птолемеев – 1 756 слов; нудное, будто репортаж с «Формулы-1», описание царского вояжа в Оренбург – 1 396 слов; история беглого кыштымского смутьяна Климентия Косолапова – 2 321 слово. И прочая, прочая, прочая. Когда запас анекдотов истощается, в ход идет любой подручный материал, вплоть до товарной линейки демидовских заводов: «Выделывают железо листовое, прутовое, кубовое, обручевое, изготовляют котлы скипидарные, салотопенные и для паровых машин, замки, косы литовские и горбуши, подковы обыкновенные и с заварными шипами, крюки воротные, дверные и чуланные…» Какое отношение все это имеет к сюжету, ведают двое: Бог да автор.

То же самое с героями второго плана, особенно греческими: безликие Кастраки и Соплидополу моментально пропадают, не оставляя по себе ничего, кроме легкого недоумения. Пал за вольность, как герой? Бог с ним, рок его такой. Вот и весь сиртаки с выходом.

Историзм, скажете? Если это и история, то о-очень альтернативная. Да вы не хуже меня знаете универсальную индульгенцию: я художник, куды не на фиг, я так вижу. Впрочем, обошлось без сипахов на тачанках и этеристов в шлемах и кожанках, – и на том спасибо. Особенно после недавних откровений Кучерской: «Стало понятно, как работают настоящие писатели. Когда исторической правдой можно пренебречь и поменять императоров местами, а когда не стоит…»

Полифония и пестрота стиля, обещанные восторженными критикессами вроде Андреевой, на поверку оказываются монотонным монологом Л.Ю.: «Государь не слушает ничьих советов и твердо намерен проехать более четырех тысяч верст. От долгих молитв у меня мозоли на верхней части голеней, такие же, как у него. Я причислен к фронде, и в результате этой интриги командовать назначенной к встрече государя моей же ротой будет подпоручик Драверт» , – фрагмент смонтирован из реплик трех персонажей. Вы это заметили?

Дистиллированный язык в равной мере годится и для доклада на профсоюзном собрании, и для признания в любви, хотя Юзефович грозился воссоздать подлинный антураж эпохи. А как его воссоздают, если не языковыми средствами? – короче, явный незачет.

«Филэллин» – типичная толстожурнальная проза без особых примет, словно ангел Лаодикийской церкви старался. К несчастью, в России читают не текст, но автора…

Нижний Тагил, февраль 2021.

Карл Густав Юнг – Зигмунду Фрейду

Я был прав, когда называл литературу большим подарком для психиатра. Вот несколько цитат из романа, который, по словам Сабины, несказанно обогатил русскую словесность. 73-летний прозаик Ю. проявляет стойкий, на грани навязчивости, интерес к женскому mons pubis, точнее – к растительности на нем:

«Растительность на лобке имела небольшую выемку в том месте, где мысленно проведенная через пупок вертикальная линия пересекает воображаемую черту, соединяющую верхние части бедер. Сюзи лежала на спине, эта выемка делала ее пушистый треугольник в низу живота похожим на черное сердце».

«Я смотрел на отнюдь не кукольные груди, на широкие бедра с темневшим между ними не треугольником, а бесформенным волосяным гнездом, непропорционально крупным по сравнению с ее ростом».

«Мне на квартиру принесли запечатанный пакет из гостиницы. Внутри я обнаружил клок ее лобковых волос, перепачканных засохшей менструальной кровью».

Я выписал из Цюриха другие книги того же автора. В первой же, открытой, кстати, наугад, обнаружились знакомые мотивы:

«Днем Катя постригла ногти на ногах и подровняла волосы на лобке».

Полагаю, случай можно квалифицировать как трихофилию. Опять-таки не без помощи Сабины мне удалось отыскать в русском фольклоре архетипический образ, лежащий в основе подобной фиксации: «Девки спорили на даче…», – приличия не позволяют мне привести здесь окончание.

Любопытно было бы ознакомиться и с вашим мнением.

Кюснахт, январь 2021.

Леонид Юзефович (из интервью «Огоньку»)

«Погоня за призраком – единственная, пожалуй, идея романа, которую я могу внятно сформулировать.

Если писатель может четко сформулировать идею будущего романа, я не очень понимаю, почему нельзя просто высказать ее, для чего нужно сочинять роман? Для иллюстрации авторской мысли, что ли? В советском литературоведении такой подход определялся как “воплощение идеи в художественных образах”, но это не мой путь».

Александр Кузьменков – Сергею Морозову

Коллега, кроме шуток: меня впечатлили ваши попытки разъяснить филэллинскую сову. Безумству храбрых поем мы славу: совы-то нет. Судите сами. Тесля считает лейтмотивом романа историю, Левенталь – разочарование и смерть, Долин – любовь, а Мильчин – заочную переписку с Прилепиным. И это далеко не все мыслимые трактовки. При некотором напряжении ума в тексте можно отыскать фекальный матанализ, апофатическую фригидность или дискретно-субстантивную герпетологию: торичеллиева пустота не противится любому толкованию. Прав Костаки, прав и я! Больше вам скажу: и Впопунадуло тоже будет прав.