Чэнь Сяомин - Тенденции новейшей китайской литературы

Все животные, в которых превращается Симэнь Нао, – отважные и мужественные, тем самым герой оставляет позади свою судьбу землевладельца и возрождается в облике животных. В такой форме описывается положение человека на фоне исторического насилия. Здесь присутствует трансцендентальный колорит, поскольку насильственная история классовой борьбы уже определила бесчеловечную участь землевладельца Симэнь Нао. Этот класс в действительности был лишен права быть человеком. С точки зрения подобной классовой ненависти, люди из антагонистического класса могут искупить свой долг, только становясь животными. Однако Мо Янь жестко иронизирует по поводу форм классовой борьбы: нет дружбы, которая могла бы превзойти отношения между Лань Лянем и Симэнь Нао. Они, человек и животное, заново выстраивают эту привязанность, это отношение благодеяния. Повествование Мо Яня – критика насилия классовой борьбы. После нее потомки Симэнь Нао – Цзиньлун и Цзиньхуан, потомки Хуан Туна, потомки Лань Ляня – Пан Ху – всех их вновь объединяют всевозможные чувственные и кровные узы. Дочь Хуан Туна Хуан Хучжу сначала выходит замуж за Симэнь Цзиньлуна, а потом живет с Лань Цзефаном (Хуан Тун – человек, который прострелил голову Симэнь Нао). Каким образом эта любовь и ненависть слились воедино? А как они были преодолены? Насилие классовой борьбы, помимо того, что погубило Симэнь Нао и повлекло его перерождения, не вызвало какого-либо изменения в истории, напротив – оно лишь оставило свежие раны в человеческих душах.

Как бы Мо Янь ни шутил, как бы ни любил выстраивать повествование в игровой форме, его представления о мире и истории всегда трезвые, он неизменно держится за нити исторической, межчеловеческой и личной справедливости. Возможно, причина этого заключена в том, что Мо Янь четко указывает на свою приверженность ценностям исторической и человеческой справедливости. Из-за того, что он пересекает определенные границы и ведет себя не как все, ему приходится оборачивать свой критицизм в шутки, сарказм. Он крепко вцепляется в боль истории и выражает ее в своем самобытном языке, он не скупится на слова, обращая гротеск на самого себя. Реальная история едва виднеется на фоне развития сюжета, читатель видит лишь ее силуэт, завуалированный в языке произведения.

То, что мы еще очевиднее видим в романе Мо Яня, – это то, как человек проявляет себя в тот или иной период времени в истории. Даже несмотря на то, что в романе очень много действующих лиц, все их поведенческие характеристики четко показаны автором. О значении Симэнь Нао говорить не приходится. Лань Лянь – невежественный и упрямый, но честный и преданный слуга – всю жизнь работает в своем хозяйстве и не вступает в кооператив. Таким образом, он по-своему отстаивает объективность происходящего и моральные устои крестьян. Этот ничем, казалось бы, не примечательный персонаж оказывается глубже, чем сначала представляется читателю. На поколение более молодых персонажей – Лань Цзефана, Цзиньлун, Хэцзо, Хучжу, Янци и других – тратится не так много чернил. Мо Янь в два счета иронично выводит их характеры. Течение истории этой китайской деревни по ходу повествования то преломляется, то разрывается, то вновь возвращается к пройденному, то повторяет уже некогда происходившее. Приходится признать эту историю трагической. Механизм, который запускает ее, проистекает из ошибок классового антагонизма и их вариаций. Когда Симэнь Цзиньлун сжигает заживо Симэня-корову – это и завершение цикла, и воздаяние за революцию. Отцеубийство также имело место среди революционно настроенных слоев населения.

Конечно же, история всегда подвергается сомнениям. Все ошибки и трагедии, которые совершает человек и которые происходят в его жизни, – это тоже часть великой истории. В конечном счете, из-за этого вся ее величественность может превратиться в фикцию. Роман начинается с того, как Симэнь Нао после своей жалобы становится ослом, а завершается тем, что Хун Юэтай и Симэнь Цзиньлун умирают в объятиях друг друга. Финал для других героев тоже печален. Однако эта скорбная сентиментальность, напротив, заставляет людей еще больше задуматься о том, какое наследие оставило это историческое насилие: «Лань Цзефан предал земле прах Чуньмяо на знаменитой полоске отца. Ее могилка оказалась совсем рядом с могилой Хэцзо, и плит с именами перед ними не было. Поначалу их еще различали, но весной на них густо разрослась трава, и отличить одну от другой стало невозможно. Прошло немного времени после похорон Чуньмяо, и умер герой-ветеран Пан Ху. Цзефан отвез его прах вместе с останками своей тещи Ван Лэюнь в деревню и похоронил рядом с могилой своего отца Лань Ляня» [568].

Этот отрывок выглядит очень умиротворенным, обычным описанием. Хэцзо сначала была супругой Цзефана, а Чуньмяо – его возлюбленной. После смерти обеих их могилы соединяются, мирская вражда оказывается выровненной землей и травой. Таков же и конец революционного героя Пан Ху и единоличника Лань Ляня, сопротивлявшегося революции: их могилы тоже оказались рядом, и в земле уже не видно, кто есть кто. В романе есть следующая фраза, в которой поднимается эта тема: «Все, что из земли исходит, в землю и возвращается» [569]. Насилие повсеместно, судьба и смерть неотвратимы, так примитивны почва и трава. Человечество, не пора ли уже понять это? Эта фраза подобна вырвавшемуся наружу кличу и вздоху, который остается в воздухе после прочтения романа «Устал рождаться и умирать».

Поскольку насилие и злодеяния подавляют человека, а достойная жизнь хрупка и невозможна, только глазами животных можно охватить все сущее в мире. «Устал рождаться и умирать» – это повествование без надежды и без чувств. Симэнь Нао, Лань Ляня, Пан Ху, Хуан Тун, Хун Юэтай… Ни один из них не может уйти от своего конца. Все обращается в землю, в равной мере как в небытие обращаются в земле и поражение, и победа. Это сокрытая во мраке судьба, от которой не убежать. Мо Янь будто видит насквозь тайный замысел рока.

Как же Мо Янь собирается наделять слабых силой, смелостью и надеждой? Именно в цикле перерождений заключается необходимое дополнение Мо Яня в сопротивление историческому насилию. Ничего нельзя поделать со своей жизнью, эпохой, однако если смотреть на жизнь как на цикл перерождений, то ее реальность окажется попранной, ее абсолютность – утерянной. Это одна из духовных побед в рассказе про А-кью, героя произведения Лу Синя. Но это не личная духовная победа, это прежде всего символ духовного упадка истории того времени. Путем циклических перерождений сам человек и чуждые ему люди заново выстраивают определенную тождественность, они рано или поздно приходят к духовному упадку и в равной мере обращаются в землю. Перед смертью все равны, и жизни прошлые, и жизни настоящие образуют неразрывный круговорот перерождений людей. Это и есть одна из форм сопротивления Мо Яня историческому насилию.