Чэнь Сяомин - Тенденции новейшей китайской литературы

С сентября 1956 года тем для дебатов было больше. Предметом обсуждений стали соцреализм, эталоны, образное мышление, связь между достоверностью, идейностью и художественностью произведения, отношения литературы и искусства с политикой, эстетикой, взаимосвязь между воспеванием и изобличением, между мировоззрением и творческим методом. Спорили о том, как постичь специфику литературы и искусства и созидать по их законам; как интерпретировать рабоче-крестьянско-солдатский курс, предписанный властями для искусства, как воплотить его в жизнь; как поспособствовать тому, чтобы формы, содержание, стили и технические приемы произведений становились сложнее и разнообразнее, как усовершенствовать способы руководства литературно-художественной работой. Воистину, история загадочна. Ведь все перечисленные проблемы в свое время затрагивал Ху Фэн в «Петиции длиной в триста тысяч иероглифов», и вот, не прошло и двух лет, как они стали актуальными и для литературы, и для искусства. Среди статей, критиковавших сложившееся в искусстве и словесности положение, самыми авторитетными были следующие: «Реализм – широкий путь» Хэ Чжи, «О реализме и его развитии в эпоху социализма» Чжоу Бо, «О социалистическом реализме» Чэнь Юна (Ян Эньчжуна), «О литературе как человековедении» Цянь Гужуна, «О человеческих чувствах» Ба Жэня (Ван Жэньшу), «Некоторые соображения по поводу проблем в нынешних литературе и искусстве» Лю Шаотана и статья «Киногонги и кинобарабаны» штатного критика журнала «Вэньи бао» Чжун Дяньфэя. В этих статьях авторы рассуждают о реализме; самая острая и правдивая из них – публикация Хэ Чжи. Он считает, что в формулировке «социалистический реализм» есть недостатки: она несет в себе мещанский образ мыслей и догматически ограничивает литературу. В том числе поэтому «Выступления [Мао Цзэдуна] на совещании по вопросам литературы и искусства в Яньани» в 1942 году были поняты и интерпретированы вульгарно главным образом в том, что касалось связи литературы и искусства с политикой. Объясняя термин «реализм», Хэ Чжи рассуждал над каждым из важнейших вопросов теории словесности и искусства – о художественной достоверности, эталонах и их классовости. По мнению Хэ Чжи, великий смысл реализма заключается в том, что в произведениях этого направления авторы позитивно взаимодействуют с действительностью, стремятся к художественной достоверности и творческой изобретательности – все это для того, чтобы наиболее полно отразить реальность, в наибольшей степени повлиять на нее. «Поэтому путь реализма намного шире, чем у любого другого направления в искусстве» [216].

Хун Цзычэн полагает, что благоприятную обстановку для «ста цветов» создали и конкретные события в мире литературы и искусства. Одно из них – первая Всекитайская неделя музыки, которую Министерство культуры и Союз музыкантов Китая проводили в августе 1956 года в Пекине. Мероприятие длилось четыре недели и положило начало бурным теоретическим дискуссиям о народных формах музыки. Принимая у себя ответственных лиц из Союза, Мао Цзэдун высказал принципиальную точку зрения: музыка должна быть «социалистической по содержанию и народной по форме». Другое событие – вопрос о современной адаптации традиционных театральных произведений, он возник после постановки «Пятнадцати связок монет», классической музыкальной драмы жанра куньцзюй [217]. Чжоу Эньлай высоко оценил эту постановку, заявив, что она служит образцом реализации курса «ста цветов и ста школ». В ответ на это «Жэньминь жибао» опубликовала передовицу под названием «О том, как одна новая пьеса спасла целый жанр» [218]. В литературе начали появляться признаки политики открытости.

В 1950-е годы ведущей задачей революционно-социалистической литературы становится историзация: необходимо было создать исторический метанарратив, в котором народ под руководством Компартии осуществляет новодемократическую революцию и свергает «три большие горы» [219]. Начиная с романов «Солнце над рекой Сангань» и «Ураган» в повествование революционной литературы вводится классовая борьба, а историческая ситуация воссоздается с позиций исторического материализма. После того как столь масштабная карта истории проявилась в деталях, возник серьезный вопрос: как показать духовную жизнь людей в условиях испытаний?

Уже сформировалась метаистория – коллективная, массовая история, образцовая история КПК и в любом случае куда более идеологизированная, чем простое описание жизненных фактов и опыта. О крестьянах и революции (солдаты революции – в сущности, те же крестьяне) – а значит, и об истории партии – повествуют не только «Солнце над рекой Сангань» и «Ураган», но и «три “красных” романа», «одно “начало”» и четыре классических романа «красной» литературы. Эта история отличается коллективностью и цельностью, но ей явно недостает индивидуального. В таких произведениях созидаются коллективные образы, эталонные крестьянские, революционные массы. Индивидуальных образов нет: в произведениях представлена галерея уже «готовых» героев, а не то, как растут и формируются индивиды, как меняется их мышление. К тому же история объективизирована: персонажи-интеллигенты, которым отведена роль всеведущих рассказчиков, просто являют ее читателю, не размышляя над ней. Как индивидуализировать историю, как дополнить ее объективизированность субъективизированностью? Вот вопрос, который революционной литературе пришлось решать по мере развития.

Впрочем, литературу всегда создавали интеллигенты. Духовную жизнь эпохи они не могут вечно выражать вне словесности. Да, под влиянием новизны и революционного порыва они способны попробовать пережить, описать метаисторию, но с течением времени этот настрой пройдет. Ведь в конечном счете литература связана с индивидуальными переживаниями. То есть с точки зрения фундаментального теоретического принципа реализма – о том, что словесность берет начало из жизни, – даже после того, как интеллигенцию идеологически перевоспитали, и она идейно и эмоционально переориентировалась на рабоче-крестьянские массы, интеллигентам все равно не удалось в полной мере понять и прочувствовать их жизнь. А потому, чтобы произведения обрели плоть и кровь, эмоциональную и логическую стройность, писателям-интеллигентам по-прежнему приходилось обращаться к собственному опыту.

Очевидно, что перед революционно-историческим нарративом стояло три сложных задачи: обогатить объективизированную историю индивидуальным опытом; ввести субъектов истории в саму историю; и главное – соединить индивидуальность интеллигенции с объективизмом революционной истории. На тот момент эти задачи можно было решить единственным путем – включить в произведения сюжеты об идейном становлении интеллигентов.