Чэнь Сяомин - Тенденции новейшей китайской литературы

Китайская литература после «культурной революции» с готовностью критикует этот период и призыв к «Человеку с большой буквы», стремится стать реальным обоснованием политики реформ и открытости и достигнуть успеха. Все это и многое другое представляет собой бунт против затянувшегося ультралевого пути. Популярная современная история литературы позитивно оценивает литературу нового периода. Возрождение человечности, блеск реализма, сознательный субъективизм писателей, освобождение человека – все это будто бы свидетельствует о том, что пишется новая «сказка». Однако трудно оценить художественное значение литературы этого времени. При изучении любого периода истории следует учитывать его место в общем историческом процессе, в противном случае весьма легко прийти к пристрастным умозаключениям. По сравнению с 1950–1960 годами 1980-е годы в Китае следует признать «золотым периодом» литературы, но удержать его послевкусие достаточно сложно. При этом принижать эту литературу несправедливо. Возможно, сущность, скрытые истории, причины и результаты «золотого периода» следует раскрыть с нескольких точек зрения, с позиции нескольких идеологических доктрин.

Необходимо систематизировать произведения, осуждающие и переосмысляющие «культурную революцию». Все ли точки зрения и идеологические измышления авторов имеют историческое значение? Был ли пройден путь от переосмысления «культурной революции» к попыткам избавиться от прямого политического вмешательства? Литература нового периода исполнила мечту об отделении от политики. После нового периода появляется некий новейший период, китайская литература избирает новый путь, автономный. Конечно, об этом говорится постфактум. Именно возможность исследовать литературу нового периода в таком режиме позволяет увидеть, что параллельно переосмыслению «культурной революции» и попыткам открыть новый путь она сохраняла традиции литературы 1950–60-х годов. Однако именно в этом заключается сложный характер литературы нового периода, и только так можно решить проблемы литературы Нового времени, а также приоткрыть завесу будущего.

С точки зрения временных рамок «литературы шрамов» этот жанр следует хронологически поставить после «туманной поэзии» 1978 года [281], которая имела достаточно продолжительный «подпольный период». «Литература шрамов» является источником основных направлений литературы нового периода, сюжеты произведений этого жанра стали образцом исторического нарратива. Жанр изначально был направлен на восстановление и формирование реалистичности. «Литература шрамов» появилась тогда, когда еще подавляли прежний мятеж и восстанавливали порядок, однако она не была незамедлительно спровоцирована ортодоксальными идеологическими направлениями в связи с влиянием глубоко укоренившихся левацких настроений. «Литература шрамов» обнажает самые острые темы, раскрывает темные стороны социализма. Фактически все это лишь подтверждает ограниченность объектов «культурной революцией». С позиций человека нашего времени, воспитанного в духе правильных идей, это представляется негативным явлением, которое вредит делу социализма, хотя обличения «культурной революции» и возложения ответственности за преступления на «Банду четырех» [282]требовала сама эпоха. В формулировках Пэн Му в статье «Широкий путь литературы нового периода» заметны настроения того времени, влияние «литературы шрамов». Пэн Му писал: «Критики, которые называли произведения такого толка недостаточно совершенными, принижали “литературу шрамов”. Однако со временем была доказана несостоятельность этого подхода. Полагаю, пришло время дать справедливую оценку множеству произведений того периода, рассказывающих о мыслях, чувствах, сознании, психологии, радостях, горе, гневе и идеалах миллиардов людей» [283]. Некогда сам термин «литература шрамов» имел отрицательную коннотацию и указывал на те произведения, которые обличали негативные элементы социализма. С 1978 года требовалось как обсуждение концепции «практика – единственный критерий истины», так и опровержение двух абсолютов «культурной революции» [284]. В 1979 году III Пленум ЦК КПК 11-го созыва объявил «культурную революцию» «десятью годами анархии» – это положило начало идеологическому раскрепощению. «Литература шрамов» заручилась поддержкой руководства страны. В 1984 году открылся IV съезд Китайской ассоциации писателей, и «литература шрамов» получила официальное признание: «Так называемая “литература шрамов” – серия романов средней длины с насыщенным патетическим колоритом – тронула сердца миллиардов людей, сыграв роль первопроходца, продирающегося сквозь заросли терновника, вырубающего колючие кусты» [285].

Существует два фактора, которые объясняют, почему «литературу шрамов» рассматривают как начало нового периода. Благодаря им был создан фундамент для идеологического раскрепощения. Во-первых, это разоблачение бедствия, которое принесла «культурная революция», и «Банды четырех» – источника всех злодеяний. Во-вторых, она вновь подтверждает и указывает на главные субъекты и периоды истории. Последнее является элементом, который игнорируется в течение продолжительного времени в исследованиях. Его теоретическому смыслу не уделяется должное внимание. Джеймсон при исследовании теорий Греймаса по поводу воспроизводства идеологии указывал, что воспроизводство субъектов истории и их субъективного сознания могут формироваться из целого ряда взаимоотношений между импульсами, в частности, посредством порождения, проекции, компенсации, подавления, смены и так далее. Несмотря на формализм и поверхностность литературной структуры, она скрывает многогранные и сложноинтерпретируемые глубинные понятия. Именно это Джеймсон называет «политическим бессознательным», которое многократно повторяется в различных текстах. Когда закрытая идеологическая модель пытается реструктуризироваться, эти активные факторы последовательно наводят на читателей бесконтрольную передачу особой информации. Именно поэтому Джеймсон пишет, что «посредством абсолютного использования историзации логически закрытые идеалы, даже при кажущейся несогласованности с диалектикой и мышлением, в настоящее время свидетельствуют о себе как о неотъемлемых инструментах центровых элементов логики и идеологии, и именно эти центровые элементы не могут быть реализованы или сдержаны, несмотря на все усилия, в определенном историческом тексте» [286]. В дальнейшем будет предпринята попытка определить, как после «культурной революции» развернется историзация посредством структурирования субъектов.