Леонид Филиппов - Хуннизмы в чувашском и других языках мира

По поводу прочтения слова pou-kou как чувашское пуху «совет» рецензент заметил: «Чувашское пуху „собрание“ … ни в одном из чувашских источников не имеет значения „совет“» (рукопись). Но из этого вовсе не следует, что хуннское pou-kou не имело значения «совет»; тем более чувашские письменные источники не могут похвастаться древностью, а исходное значение слова, как известно, с течением времени может расширяться, сужаться, изменяться, забываться.

Слово ti-li сопоставляется нами с частью теле-/тиле – в румынском топониме Телеорман/Тилеорман , а не с компонентом deli – в староосманском и современном турецком deliorman (гл. 8 §8.3), а это, согласитесь, не одно и то же.

Часть хуннской фразы tho-tang в упомянутой статье читается как чувашское тытнă «держал» [Филиппов, 2008, с. 287—288]. И. Бенцинг её в форме *tugta «захватывать, арестовывать» сопоставляет с монгольским togta- «останавливать, задерживать», древнетюркским tut- «держать, брать» [цит. по: Зарубежная тюркология, 1986, вып. 1, с. 13; см. также Benzing, 1959]. Противоположной точки зрения придерживается рецензент. Он утверждает, что среднемонгольское и монгольское письменное toɤta= ~ togta = выступает в значении «останавливаться», но никак не «останавливать» или «задерживать» и что «нет ничего общего между указанным глаголом и древнетюркским tut =, собственное значение которого – „держать“, в смысле „хватать“, но не в смысле „собирать, созывать“» (рукопись). Ясно одно: хуннская фраза IV в. н.э. нуждается в дальнейших уточнениях, быть может, новых толкованиях.

Чувашская интерпретация хуннской фразы [Филиппов, 2008, с. 278—292] имеет право на существование, особенно если учесть предполагаемое генетическое родство хуннского и чувашского языков. Во всяком случае, её можно принять к сведению рядом с другими объяснениями.

Как уже говорилось, от хуннского языка мало что сохранилось и устанавливать хуннизмы в чувашском и некоторых языках Северо-Восточной Азии (включая Сибирь и Крайний Север), Средней Азии, Северного Кавказа, Восточного Закавказья и Европы, кажется, заведомо бессмысленное занятие. Понимая это, всё же предпримем попытку выявить их, возможно, она окажется небесполезной. Высказанные догадки и предположения не претендуют на бесспорность; возможно, некоторые из них покажутся слишком смелыми и будут подвергнуты критике, надеюсь, обоснованной и конструктивной. Исследователь вправе строить гипотезы и предположения, опираясь на известные исторические, лингвистические и иные факты. Гипотетичность суждений – не помеха, напротив, она будит исследовательскую мысль.

Начнём с корейского языка, от него перейдём к центрально-азиатским языкам (китайскому, монгольскому, древнетюркскому), далее – некоторым языкам Западной Сибири, Крайнего Севера, Средней Азии, Северного Кавказа, Восточного Закавказья и Европы, носители которых в определённый период своей этнической истории имели тесные контакты с хуннами, их потомками, о чём будет сказано в соответствующем месте. Этнические контакты, как известно, предполагают языковое взаимодействие.

Хуннизмы в языках Северо-Восточной Азии Корея (Северная, Южная), Китай, Монголия

2.1. Хуннизмы в корейском языке

В то время, когда хунны безраздельно господствовали в центрально-азиатских степях, древнекорейские племена населяли юго-запад Маньчжурии (современный китайский регион Дунбэй и восточная часть Внутренней Монголии), по соседству с ними обитали ухуани, сяньбийцы. В своё время часть и тех и других откочевала к Ляодуну – полуострову в северо-восточной части Китая (провинция Ляонин) между Ляодунским и ЗападноКорейским заливами Жёлтого моря. (Существует мнение, что часть сяньбийцев нашла приют в Корее.) Впоследствии эти ухуани и сяньбийцы этнически смешалась с местными этносами, в том числе предками современных корейцев.

Древнекорейские племена имели деловые связи и с хуннами. Более того, авторы книги «Айкидо и китайские боевые искусства. Базовые взаимоотношения» японец Тетсутака Сугавара и китаец Лю Чжиан Син склонны думать, что клан Ох из древнекорейского государства Когурё кровно связан с хуннами. «Считается, – пишут они, – что культура синтоизма на Корейском полуострове была представлена кланом Ох из Когурё, имевшим большой вес в I столетии до н. э. …в них («оховцах». – Л. Ф. ) частично присутствовала кровь гуннов (т. е. хуннов. – Л. Ф. ), или же они сами были гуннами (т. е. хуннами. – Л. Ф. )» [цит. по: Леонтьев, Егоров Н. И., 2012, с. 274]. Стало быть, языки древнекорейских племён взаимодействовали с хуннским, о чём позволяет говорить материал чувашского языка.

В исконной лексике корейского и чувашского языков немало параллелей, ср., например: корейское сем «счёт» < се «считать» и чувашское сум «счёт» < су «считать», «читать» ( -м в обоих языках – словообразовательный суффикс); корейское пори «ячмень» и чувашское пăри «полба»; корейское иранъ «грядка; межа; борозда» и чувашское йăран «межа; борозда; грядка»; корейское -ачжи в сонъачжи «телёнок», манхачжи «жеребёнок», канъачжи «щенок» и чувашское ача «дитя, ребёнок», которое «в остальных тюркских языках прямых соответствий не имеет» [Федотов, 1996, т. 1, с. 73—74] и другие (примеры взяты из [Мальков, 1971, с. 309—310, 313]).

Корейский и чувашский языки имеют общность и в фонетическом строе. Ещё в 1927 г. Е. Д. Поливанов (1891—1938; Россия, СССР) указал на соответствие корейской фонемы - л//-р в конце корня чувашским сонорным - л и - р в той же позиции [Поливанов, 1927, т. XXI, №15—17]. В. Ф. Мальков произвёл подсчёт конечных согласных в корейских и чувашских корнях структурного типа СГС (согласный – гласный – согласный). Оказалось, что в чувашском языке корни, оканчивающиеся на -р , составили 30,5%, на - л — 12,3% (в общей сложности – 42,8%), а в корейском корни, оканчивающиеся на - л//-р , составили 40% [Мальков, 1971, с. 311]. В обоих языках, по данным В. Ф. Малькова, «очень много звукоподражательных слов с конечными -л и —р », они же «возникали в далёком прошлом и сохранились до наших дней» [Мальков, 1971, с. 311—312]. (О подражательных словах в чувашском языке см. [Ашмарин, 1918; Корнилов, 1984].)

В корейском и чувашском языках звуковые соответствия имеются не только в корнях слов, но и в некоторых тождественных словообразовательных суффиксах (речь идёт о суффиксах -м, -у, -е, -ке, -анъ (чув . -ан ), -мә (чув. -ма )) [Мальков, 1971, с. 309—310].

«Чем объяснить подобную общность в фонетическом строе обоих языков?» – задаётся вопросом В. Ф. Мальков и отвечает: «Если она объясняется сходными типологическими особенностями обоих языков, то наличие значительного количества конечных “-л» и “-р» можно отнести к более позднему времени; если же она объясняется генетической общностью рассматриваемых языков, то это явление относится к очень отдалённому времени, когда происходило дробление какого-то древнего языка на диалекты. Оно может быть объяснено, правда, и заимствованием в один язык лексики другого языка с сохранением конечных “-л» и “-р» (курсив мой. – Л.Ф .)» [Там же. С. 311].