Г. Коган - Ф.М.Достоевский. Новые материалы и исследования

Журнал развернул активную работу по пропаганде русской классической литературы среди немецких трудящихся. Там публиковались и обсуждались произведения Тургенева и Салтыкова-Щедрина, Чехова и Горького, Чернышевского и Успенского, Толстого и Достоевского.

В 1895 г. в "Die neue Zeit" был помещен отрывок из "Братьев Карамазовых" — "Легенда о Великом инквизиторе". Значительно раньше, в 1884 г., там появилась статья о "Преступлении и наказании" ("Об одном русском романе"). Ее автором был Р. Швейхель, нередко печатавшийся под псевдонимом Rosus [2293]. Роберт Швейхель (1821-1907) — характерный представитель демократической литературы Германии второй половины XIX в. " В литературной истории немецкого рабочего класса он имеет обеспеченное место, как его имеет Веерт ", — писал о нем Меринг [2294]. Швейхель был одним из ведущих литературных критиков журнала "Die neue Zeit" с момента его" основания (1883) до 900-х годов. Значительный удельный вес в критическом наследив Швейхеля имеют статьи о русской литературе, среди них — "Русский Гамлет" (1884) о романе Тургенева "Новь", "Крейцерова соната" Толстого" (1891), "Лев Толстой. "Воскресение"" (1899).

В 1887 г. Швейхель выступил на страницах "Die neue Zeit" с обстоятельным очерком "Русский и французский натуралистический роман" [2295], что явилось своеобразным откликом на книгу Вогюэ "Русский роман". Хотя в очерке и сказалось не всегда благотворное влияние французского критика, в целом концепция русского реализма у Швейхеля вполне самостоятельна. Руководствуясь принципом историзма, критик-социалист выдвигает на первый план социально-критическую направленность русской литературы. Если Герцен назвал "Мертвые души" " историей болезни ", то Швейхель заимствует эти слова для характеристики всей русской литературы, начиная с Гоголя. " Болезнь " в его понимании — это кризис одряхлевшей и прогнившей российской монархии.

" Никто , — отмечает Швейхель, — не сумел с такой потрясающей правдивостью изобразить проявление этой болезни, как это сделал Достоевский в своем "Раскольникове" " [2296]. Одним из наиболее серьезных симптомов болезни русского общества Швейхель считает " нигилизм ". К летописи " нигилизма " он относит наряду с тургеневской "Новью", романом Чернышевского "Что делать?" и "Преступление и наказание". " Для истории нигилизма , — как он полагает, — знать этот своеобразный роман столь же необходимо, как и последнее произведение Тургенева "Новь" ". Понятие " нигилизм " Швейхель не дифференцирует, хотя и подчеркивает, что у Достоевского и Чернышевского "нигилизм " проявляется совершенно по-разному. Более определенно критик высказался по поводу романа "Бесы". " Нигилизм " изображен в этом романе, по его словам, односторонне, потому что Достоевский не принял во внимание " политическую тенденцию " этого движения, направленную против " деспотизма ", потому что среди его " нигилистов " " нет людей, увлеченных идеей и готовых отдать за нее жизнь " [2297].

В статье "Об одном русском романе" Швейхель справедливо отвергает " поверхностный " взгляд на "Раскольникова" как на криминальный роман:

" Значение романа состоит не в самом преступлении, а в его мотивах… "

И автор стремится прежде всего уяснить себе, как Раскольников — " этот культурный молодой человек, воспитанный в нежной любви, ведущий безукоризненно нравственный образ жизни, нередко жертвующий последней копейкой, чтобы помочь другим, — решается убить старую женщину с целью грабежа ". Швейхель принимает во внимание унизительную бедность Раскольникова, тяжелое положение его семьи. Однако основную причину преступления он, в отличие от натуралистов, видит не в условиях среды, а в " софистической, ниспровергающей все моральные устои " теории Раскольникова о неравенстве людей. (" Ее возникновение , — продолжает Швейхель, — можно объяснить односторонним взглядом на историю, ложным истолкованием прав человека, но только при учете крайне нездоровых социальных и политических условий жизни, которые воздействуют на одаренного и восприимчивого человека — а таковым и является Раскольников,- необычайно глубокой болезненно ".) Символическая картина больной русской действительности запечатлена, как считает Швейхель, в кошмарном сне Раскольникова — сцене зверского избиения тощей лошаденки. Эта сцена подтверждает ему ужасающую реальность Раскольникова с его " теорией ", " порочного и ничтожного " Свидригайлова с его " небывалым цинизмом " и Лужина с его демагогическими рассуждениями о любви к ближнему, которая якобы противоречит экономической справедливости.

И Швейхель заключает:

" Яснее выразить софистическую основу экономической политики манчестерства просто невозможно ".

Совершив убийство, Раскольников, по мнению критика, вовсе не раскаивается. Его лишь мучает сознание того, что он " сделан из другого материала, чем властители мира " [2298].

Однако в эпилоге романа, как его истолковывает Швейхель, намечается " возрождение " Раскольникова, в нем пробуждается стремление " проповедовать евангелие любви ". Скептически восприняв финал "Преступления и наказания", критик находит ему аналогию в романе Ч. Кингсли "Олтон Локк", где активный чартист становится сторонником христианского социализма. По его мнению, Достоевского и Кингсли сближают утопические надежды на " религиозное разрешение социального вопроса ". " Оба , — пишет Швейхель, — путают причину со следствием, оба не хотят признать, что зло коренится в экономических и политических условиях времени… " [2299]Ветеран революции 1848 г., ближайший соратник В. Либкнехта, Швейхель отвергает религиозно-утопические концепции Достоевского, будучи убежденным в том, что " свободу народам не дарят, они должны ее завоевать " [2300]. Но это не помешало ему по достоинству оценить "Раскольникова"; он признавал этот роман шедевром писателя. Непреходящее значение великих русских реалистов, и в их числе — Достоевского, Швейхель видел в том, что они " открыто заявили " о " банкротстве господствующих классов " [2301]. В статье о "Преступлении и наказании" Швейхель дал прообраз марксистского анализа одного из самых значительных произведений Достоевского, и в этом его бесспорная заслуга.

В конце XIX в. немецкая социал-демократия вступает в полосу кризиса, вызванного многочисленными попытками ревизовать философское учение Маркса, выхолостить его революционное содержание. В социал-демократической партии Германии усиливается оппортунизм (в связи с ростом рабочей аристократии и активизацией мелкобуржуазных элементов). Оппортунизм проявил себя, в частности, в полуанархистском течении " молодых ". Вульгаризация марксизма, ревизионистская идеология не могли не сказаться на оценке явлений литературы, в том числе и наследия Достоевского.