Дания Салимова - Время и пространство как категории текста: теория и опыт исследования (на материале поэзии М.И. Цветаевой и З.Н. Гиппиус)

Уже в этом первом употреблении лексемы проявились основные черты символа круг (существительное кольцо выступает в данном случае лишь как синоним круга, сохраняя его символическое значение): сема 'безысходности' (кольца жизни сжали), сема 'тесноты', 'замкнутого пространства' и 'постепенного сужения', реализация которой осуществляется за счет видовременной категории глаголов сжали (прошедшее время, совершенный вид – действие совершилось) и душат (настоящее время, несовершенный вид – длительность, продолжительность процесса), отсюда возникают семы 'предела' и 'обреченности', четко материализованные в тексте за счет сравнения душат, как змея, а также сема 'интенсификации основного мотива', выраженная определением медленные и обстоятельством образа действия слишком тупо (сжали). Использование З.Н. Гиппиус приема сравнения и усиления основного мотива свидетельствует о развитии автором символа, доведения его значения до высокой степени признака в пределах одного стихотворения.

В поэтическом контексте З.Н. Гиппиус дальнейшее развертывание символа круг осуществляется за счет замены его номинанта синонимами, чаще контекстуальными. Таковым, например, является существительное келья, которое в соответствии со своим общеязыковым значением («отдельная комната монаха в монастыре») не является абсолютным синонимом данной лексемы (как, например, круг – кольцо), хотя можно считать их синонимичными на основании смысловой ассоциации. Относительная (частичная) синонимия характерна для художественной манеры З.Н. Гиппиус в целом.

Отметим, что тема одиночества человека, лирического субъекта в творчестве З.Н. Гиппиус тесно сопряжена с категорией пространства и зачастую ей определяется. В данных текстовых фрагментах реализуется с помощью лексико-грамматических классов (падежных форм личного местоимения – я, меня ; адвербиализованного числительного – один в смысле «одиноко») и категории числа (употребление только формы единственного числа). В результате актуализируется замкнутое, внутренне ограниченное пространство, так называемое «точечное» пространство [Бабенко, Казарин 2006: 98]. Художник скупо, буквально двумя-тремя штрихами рисует пространство, причем в данном контексте доминирует статичность изображения окружающей действительности, что еще больше обостряет ощущение тупика и безысходности, ожидание внутреннего кризиса, возможно, и нервного срыва.

Однако замкнутое пространство не всегда статично, оно может быть «вместилищем динамически изображенных событий» [Бабенко, Казарин 2006: 99].

Как известно, глагольные слова являются в текстовом пространстве самыми динамичными лексемами, насыщенными элементами как сем движений-действий, так и эмоционально-экспрессивной коннотации. В приведенном отрывке повторяющийся глагол (плетут, плетут, плетут…) создает психологическое ощущение сужения пространства, близости конца-предела. Это тем более становится поэтически парадоксально: при наличии глаголов несовершенного вида (плетут, гляжу, шевелятся), обозначающих непредельное, продолжительное действие, и лексем однообразный, непрерывающийся с теми же семантико-коннота-тивными элементами создается атмосфера уже не только замкнутости и безвыходности, точнее – некоего вакуума. При этом автор использует прием синтаксического параллелизма, позволяющего поэтическим строкам приобрести особый тип пространственных ощущений, доступный читателю даже на уровне осязания.

Обращает на себя внимание и то, что отрывок построен на повторе лексемы келья и ее признака. Повтор в тесной келье – тесная келья формирует определенную градацию усиления данного признака, способствует актуализации качественной характеристики ключевого слова и, что важно для текста, является одновременно способом выражения категории пространства (келья – замкнутое пространство) и категории оценки (пространство тесное, низкое).

Динамизм пространства актуализируется также на фонетическом уровне. З.Н. Гиппиус очень тонко пользуется приемом аллитерации (звуковым символизмом): на протяжении всего стихотворения почти в каждом слове встречаются фрикативные (щелевые), смычные звуки и аффрикаты [с], [ч], [х], [ш], [ш':], [т], [п], придающие особую звуковую и интонационную выразительность, а главное – служащие средством создания образа огромной паутины, опутывающей, заключающей лирического героя в свои липкие смертельные сети. Таким образом, в контексте репрезентируются семы 'тесное замкнутое пространство', 'постепенное сужение', 'безысходность', которые способствуют формированию выразительности созданной автором пространственной модели, концептуально значимых для реализации авторского мировоззрения, служат средством семантической организации текста. Более того, образуют интертекстуальное пространство: стихотворный сюжет и даже само заглавие совпадает с мотивом тупика, сжимающегося пространства, характерного для творчества Ф.М. Достоевского. И Достоевский, и Гиппиус экспериментируют с пространством: часто геометрическое, физическое, по Ньютону, пространство (комната-гроб, угол, келья, четыре угла, темница), трансформируясь, репрезентирует ментальное, феноменальное, по Лейбницу, т.е. выражает внутреннее психофизическое состояние героя.

Круг/кольцо – один из излюбленных образов поэта не только для репрезентации структуры пространства, но часто для обозначения трагического.