Леонид Кременцов - Русская литература XIX века. 1801-1850: учебное пособие

Умудренный житейским опытом, Максим Максимыч объясняет замеченные им странности в характере и поведении Печорина, на первый взгляд, незатейливо, а по существу очень верно: «Ведь есть, право, этакие люди, у которых на роду написано, что с ними должны случаться разные необыкновенные вещи!» Так входит в повествование мотив «судьбы», ведь определение «характер – это судьба» относится к лермонтовскому герою в полной мере.

Как и в драме «Маскарад», в «Герое нашего времени» мотиву «судьбы» сопутствует атмосфера тайны, загадки, рокового стечения обстоятельств. Не случайно столь важная роль в фабульном построении книги отведена «случайным» встречам, подслушиванию и подсматриванию. В «Бэле» такая игра случая имеет место трижды: Максим Максимыч слышит из-за забора, как Азамат уговаривает Казбича продать ему коня; затем он же становится тайным свидетелем двух решающих объяснений между Печориным и Бэлой. В «Тамани» сам Печорин, стоя за выступающей скалой, слышит разговор девушки и слепого, из которого герою становится ясно, что он имеет дело с «честными контрабандистами», а в финале рассказа Печорин становится свидетелем заключительного разговора Янко, ундины и слепого мальчика. Наконец, в «Княжне Мери» главный герой подслушивает или подглядывает уже восемь раз, что во многом и позволяет ему быть в курсе событий. Не случайно и то, что наречия «невольно», «вдруг», «уже», явно несущие в себе оттенок неожиданности, являются в романе наиболее частотными по употреблению, причем вне зависимости от того, какой из рассказчиков ведёт повествование.

Возвращаясь к первой повести, необходимо также отметить, что в «Бэле» характер Печорина раскрывается не только в отношениях с Максимом Максимычем, но и в отношениях с героиней, именем которой она и названа. И здесь уже герой выступает в роли, которую сам же позже определит как «роль топора в руках судьбы». Его страсть и последовавшее затем быстрое охлаждение приносят страдания и гибель Бэле, ради того лишь, чтобы Печорин мог констатировать: «…любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни; невежество и простосердечие одной так же надоедают, как и кокетство другой…»

Герой пытается оправдать себя тем, что, принося несчастья другим, и сам не менее несчастен. Безусловно, Печорин искренен в своих порывах, в своей «бешеной погоне за жизнью». Ощущая безграничную внутреннюю пустоту и воспринимая отсутствие цели и смысла жизни как собственную неизбывную трагедию, сам герой считает, что ему «осталось одно средство: путешествовать».

Однако по мере развития действия романа от новеллы к новелле становится всё более очевидным, что никакое внешнее движение не может заменить развития внутреннего. Герой постепенно раскрывается перед читателем, но не развивается. «Бешено гоняется» Печорин, конечно, не столько за жизнью, сколько за смыслом жизни, понимая, что все его путешествия бессмысленны без ответа на главный вопрос: «…зачем я жил? Для какой цели я родился?»

Развернутый портрет Печорина в главе «Максим Максимыч», данный глазами рассказчика, не столько объясняет противоречия в характере героя, сколько еще больше выявляет их: белокурые волосы и темные усы, стройный прямой стан и ощущение нервической слабости в движениях, глаза, которые «не смеялись, когда он смеялся». Следующий за этой главой «Журнал Печорина» переводит все эти внешние противоречия на уровень внутренней жизни героя, когда герой сам последовательно анализирует собственные представления о любви, дружбе, судьбе, цели и смысле жизни.

Можно заметить, что каждая из трёх глав, составляющих дневник Печорина, – «Тамань», «Княжна Мери» и «Фаталист» – завершается вопросами главного героя, вопросами, которые терзают его душу, но на которые у него нет ответа. Характер этих вопросов, с одной стороны, определяет своеобразие каждой из повестей, но в то же время связывает в единое целое все главы романа мотивом «судьбы», к которой и обращает герой свои вопросы:

«Мне стало грустно. И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов ? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие и, как камень, едва сам не пошёл ко дну! (…) Что сталось с старухой и с бедным слепым – не знаю. Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности!..» («Тамань»);

«И теперь, здесь, в этой скучной крепости, я часто, пробегая мыслию прошедшее, спрашиваю себя, отчего я не хотел ступить на этот путь, открытый мне судьбою, где меня ожидали тихие радости и спокойствие душевное?.. Нет, я бы не ужился с этой долею!» («Княжна Мери»);

«После всего этого как бы, кажется, не сделаться фаталистом? Но кто знает наверное, убеждён ли он в чём или нет?., и как часто мы принимаем за убеждение обман чувств или промах рассудка!..» («Фаталист»),

В каждой из этих трёх новелл главный герой, по существу, испытывает судьбу, причем самым отчаянным и решительным образом, всякий раз оказываясь на грани жизни и смерти: борьба в лодке с ундиной в «Тамани», дуэль с Грушницким в «Княжне Мери» и рискованная операция по обезоруживанию пьяного казака в «Фаталисте». Всякий раз герой, казалось бы, выходит победителем из очередного испытания, но с той же страстью занимается поисками следующего, не менее опасного. В главе «Фаталист», глядя на ночное звёздное небо, Печорин размышляет: «…были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права!.. И что ж? эти лампады, зажжённые, по их мнению, только для того, чтоб освещать их битвы и торжества, горят с прежним блеском, а их страсти и надежды давно угасли вместе с ними, как огонёк, зажжённый на краю леса беспечным странником! Но зато какую силу воли придавала им уверенность, что целое небо с своими бесчисленными жителями на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным!..»

Искренняя вера предков представляется Печорину, с одной стороны, смешной и наивной, но, с другой стороны, вызывает восхищение и даже зависть, потому что именно такая вера и составляла смысл и цель земных человеческих деяний. Постоянно рефлексирующему, раздвоенному сознанию лермонтовского героя такая вера недоступна, но и обрести ей замену он, как ни старается, не может. В этом, наверное, и заключается трагедия Печорина, трагедия незаурядной личности, не угадавшей своего «назначения высокого» и в результате растратившего силы в «бешеной погоне за жизнью», в интригах против людей, которых внутренне презирает, в попытках добиться любви женщин, которых не способен по-настоящему оценить.

Впрочем, как всякое великое произведение мировой литературы, роман Лермонтова «Герой нашего времени» даже после многократных прочтений оставляет больше вопросов и сомнений, чем однозначных ответов. Загадка характера главного героя не перестает манить нас не столько обещанием лёгкой и быстрой разгадки, сколько возможностью поразмышлять и о собственной судьбе. И в этом смысле Григорий Александрович Печорин по-прежнему остается героем нашего времени.