Коллектив авторов - Русская литература XIX века. 1880-1890: учебное пособие

Знакомство с В. Скоттом, «шотландским чародеем», а также и с историческими хрониками Шекспира способствовало выработке у Пушкина его философии истории, пониманию роли личности и народа в жизни общества. Исследователи отмечают плодотворное усвоение Пушкиным опыта Вальтера Скотта при создании «Капитанской дочки». В основе сюжета «маленькой трагедии» Пушкина «Пир во время чумы» – поэма англичанина Джона Вильсона «Город чумы» (1816).

Плодотворную роль в творчестве Пушкина сыграла французская литература и, шире, культура, которую он отлично знал с «младых ногтей». Он отлично владел французским языком, в том числе письменным. Он так писал о французской литературе: «Изо всех литератур она имела самое большое влияние на нашу».

Вопросы её истории, тонкие, ставшие хрестоматийными суждения о ней рассеяны в ряде пушкинских статей, рецензий и заметок («О французской словесности», «О г-же Сталь и о г. А. Муханове», «Об Андрее Шенье», «Об Альфреде Мюссе», «О ничтожестве литературы русской» и др.), а также в стихах, начиная с ранних, лицейских («Городок», «Батюшкову» и др.). В статье «О ничтожестве литературы русской», давая сжатый очерк развития французской литературы, Пушкин выделяет эпохи XVII и XVIII вв., классицизма и Просвещения как особо плодотворные и богатые блистательными талантами. Это Буало-Депрео («Французских рифмачей суровый судия»), «Корнеля гений величавый», «мудрец простосердечный Ванюша Лафонтен», «великан» Мольер, певец «влюблённых женщин и царей» Расин.

В итоге, по мысли Пушкина, «в начале 18-го столетия французская литература обладала Европою. Она должна была иметь на Россию долгое и решительное влияние». Вместе с тем, Пушкин явно не одобряет направленность просветительской философии «противу господствующей религии, вечного источника поэзии у всех народов…»

Но центральной фигурой остается для него Вольтер, «поэт в поэтах первый», «великан сей эпохи», воздействие которого было «неимоверно». Пушкин испытал известное влияние Вольтера в некоторых ранних произведениях («Руслан и Людмила», «Гавриилиада»). Он называл «Орлеанскую девственницу» «катехизисом остроумия». Правда, со временем, к 1830-м гт. его отношение к Вольтеру стало более критическим, он называл его гений «разрушительным».

Автор «Евгения Онегина» любил Бомарше, который известным образом стимулировал его интерес к театру (послание «К вельможе»). Пушкин разделял критический политический пафос его комедий: «Бомарше влечёт на сцену, раздевает донага и терзает всё, что считается неприкосновенным». Интересный образ Бомарше возникает в «маленькой трагедии» Пушкина «Моцарт и Сальери».

Его глубоко взволновала трагическая судьба французского поэта Андре Шенье, казнённого в период французской революции («Андрей Шенье», 1825). Пушкин осуждает революционный террор Робеспьера («…Убийцу с палачами / Избрали мы в цари»),

Пушкин ценил французскую элегию (Парни), внимательно следил за современными ему писателями Франции (Ж. де Сталь, Шатобриан, Ламартин, Гюго, Сент Бёв, А. де Виньи и др.). Пушкин отмечал высокие достоинства романа Стендаля «Красное и чёрное», называл Шатобриана художником огромного таланта, «первым из французских писателей», отмечая, однако, и слабые стороны его переводческой работы (статья «О Мильтоне и переводе “Потерянного рая” Шатобрианом»); Пушкин полагал, что «Адольф» Б. Констана принадлежит к числу тех романов, «в которых отразился век / И современный человек / Изображён довольно верно…».

В отличие от английской и французской литература Германии играла меньшую роль в творчестве Пушкина Среди своих современников он высоко ценил Гофмана. Но особым уважением окружено в письмах и статьях, особенно со второй половины 1820-х гг., имя Гете как величайшего поэта, воплощения «объективного» начала. Наиболее значительный отклик на трагедию Гёте – «Сцена из Фауста» (1825) Пушкина, написанная ещё до завершения второй части великого шедевра. Пушкин предложил свое оригинальное видение фаустовской темы, усилив мрачность, бесцельность исканий главного героя.

Интереснейшую страницу русско-польских связей составляют непростые творческие взаимоотношения Пушкина и Мицкевича. Личное знакомство двух величайших поэтов – русского и польского – состоялось в октябре 1826 г., а в мае 1828 г. Мицкевич присутствовал на чтении Пушкиным «Бориса Годунова», после которого польский поэт заметил, что Пушкин будет «Шекспиром, если позволит судьба». Их встречи продолжались до мая 1829 г., когда Мицкевичу было разрешено выехать за границу. В 1828 г. Пушкин перевёл начало поэмы Мицкевича «Конрад Валленрод» («Сто лет минуло, как тевтон…»), а в 1833 г. его баллады «Три Будрыса» (у Пушкина «Будрыс и его сыновья») и «Дозор» (у Пушкина «Воевода»). Образ польского поэта отразился в стихотворении Пушкина «В прохладе сладостной фонтанов» (1828) и в некоторых других произведениях.

Мицкевич горячо солидаризировался с польским восстанием 1830–1831 гг. Пушкин же, напротив, осудил те силы на Западе, которые поддержали Польшу, ответив им в стихотворениях «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина». Это определило в дальнейшем резкие расхождения политических позиций Пушкина и Мицкевича. Вместе с тем Мицкевич видел в России близких ему людей, противостоящих официальной власти, декабристов (стихотворение «Русским друзьям»). Полемикой с Мицкевичем, утверждением исторической роли Петра была одушевлена поэма Пушкина «Медный всадник». В стихотворении «Он между нами жил…» (1834) Пушкин тепло вспоминает о годах дружбы с Мицкевичем, говорившим о грядущем братстве народов. Но «…наш мирный гость нам стал врагом – и ядом / Стихи свои, в угоду черни буйной / Он напояет…». Мицкевич, однако, уже после гибели Пушкина, в лекции о славянских литературах, прочитанной во Франции, говорил, что голос Пушкина «…открыл новую эру в русской истории».

В России были популярны также западноевропейские поэты радикально-демократической ориентации, особенно Беранже и Генрих Гейне. «Беранже есть царь французской поэзии, самое торжественное и свободное её направление», – писал Белинский. Социальную направленность Беранже акцентировали Герцен, Добролюбов, Чернышевский. Среди переводчиков Беранже были те, кто составляли цвет русской поэзии, в частности, И. Дмитриев, А. Григорьев, Л. Мей, А. Фет; среди них были и поэты «некрасовской» школы – М. Михайлов и В. Курочкин.

Не будет преувеличением сказать, что как поэт Генрих Гейне нашел в России свою вторую родину. Если в радикальных кругах он воспринимался как «барабанщик» революционного действия, то для широкого читателя оставался прежде всего певцом природы и проникновенным лириком.