Ирина Минералова - Русская литература Серебряного века. Поэтика символизма: учебное пособие

Но если трудно убедительно сказать нечто большее о «прозаизации» внешней формы блоковских произведений, то о прозаизации блоковской поэзии как семантического явления можно высказать все то основное, что об этом надлежит сказать применительно к серебряному веку в целом. В стихи проникает равномерно выписанный сюжет, отстраненный, как в «объективных» жанрах прозы, от личности и судьбы автора. Место «Прекрасной Дамы» занимает «Незнакомка» – уже не лирический идеал, а женщина, в которой сокрыта «пошлость таинственная» (II, 188). В стихотворении «Повесть» это уже «ночных веселий дочь», блудница (II, 163 – 164). Стихотворные сюжеты обретают социальный разворот и приобретают у Блока, подобно Белому, характер новеллистики.

У Белого необходимо отметить ряд таких стихотворных новелл, образовавших циклы «Прежде и теперь» и «Образы», поскольку здесь стилизиция «под прозу» осложнена стилизацией еще одного рода. О первом из названных циклов Т. Хмельницкая пишет, что в его разделе «Прежде» дан набор «изящных, насмешливых, очень картинных стилизаций в духе живописи Сомова, забавно и грациозно, с легким налетом непристойности, изображающих галантные эпизоды французского придворного быта XVIII века. <...> Недаром многие шутливо стилизованные стихи Белый непосредственно посвятил Сомову...» [337]. Синтез по линии «поэзия – живопись» несомненно входит здесь в целевое самозадание Белого, но все же перед нами словесные тексты – причем стихотворные тексты, использующие приемы исторической новеллистики. «Влияние Некрасова и вторжение прозы» подмечаются, впрочем, Т. Хмельницкой применительно ко второй части цикла («Теперь»). Но и эти стихотворения носят отпечаток попыток синтеза в духе жанровой живописи. Словом, в едином цикле произведения вряд ли могут быть стилизованы «в одностороннем порядке» первая половина – под живопись, а вторая – под прозу. И прозаизация, и «словесная живопись» пронизывают весь этот цикл. Подобным образом «дважды стилизованными» можно признать стихотворения «Кентавр», «Игры кентавров», «Битва кентавров» – и др. из цикла «Образы».

Прозаизация поэзии проявляет себя в серебряный век и попытками особого построения книги стихотворений. Символисты предприняли первые попытки в этом направлении, и заявление Блока, что три тома его стихов составляют «роман», весьма показательно в этом смысле. Однако следующее поэтическое поколение пошло гораздо дальше, и у акмеистов Г. Иванова, Н. Гумилева есть интереснейшие попытки эпической «романной» прозаизации стихотворной лирики.

Георгий Иванов издает в 1912 году сборник «поэз» под названием «Отплытие на о. Цитеру». Обращает на себя внимание композиционное построение сборника: открывается он единым эпиграфом, после которого следует, точно перед романом, пролог под названием «Мечтательный пастух». Заканчивается сборник опять же по-романному эпилогом «Я, как моряк прибывший к гавани...». Внутри книги составляющие ее стихотворения разбиты на четыре раздела, имитирующие четыре части романа («Любовное зеркало», «Клавиши природы», «Когда падают листья» и «Солнце Божие»).

Эпичность замысла проявляет себя далее в поразительной хронологической растянутости тематики отдельных стихотворений, из которых составлена эта эксцентрическая композиция. Сюда вместились мотивы от времен античности («На острове Цитере», «Икар» и др.), давшие название всей книге, европейского средневековья («Песня о пирате Оде», «Амур мне играет песни» и др.), ориентальные старинные мотивы («Скакал я на своем коне к тебе, о любовь...», «Люблю – сказал поэт Темире»), – наконец, мотивы современной жизни («Мы вышли из комнаты душной...», «Весенние аккорды» и др.).

Н. Гумилев усматривал в темах стихотворений влияние М. Кузмина, указывал, что «в духе стилизованных пасторалей М. Кузмина» написаны пролог и эпилог» [338]. Критик В. Крейд, в свою очередь, находил в эпилоге «гумилевские интонации» [339]. Верно во всяком случае, что стилизаторство Г. Иванова проявляет себя и в попытках играть чужими стилями, причем игра эта, функции которой неясны, носит эклектический оттенок.

Стилизаторское начало осложняется в книге Г. Иванова, подобно циклу А. Белого «Прежде и теперь», тем, что осуществляется не только синтез поэзии с прозой, но и синтез поэзии и живописи. Дело в том, что «Отплытие на о. Цитеру» – это название картины Антуана Ватто, в серебряный век всем памятной, и автор прямо рассчитывает на весь соответствующий этой картине (и творчеству Ватто как живописца вообще) круг ассоциаций. Г. Иванов пытается создать, таким образом, своего рода «лирический роман в стихах по мотивам сюжета картины Ватто». Дополнительно же проходят в тексте мимолетные стилизации в духе других русских поэтов серебряного века – приятелей и наставников. Вот, например, явное обыгрывание гумилевских интонаций:

Хотя подробное рассмотрение данной проблемы выходит за рамки настоящего раздела, укажем, что стилизаторская стихия вообще разлита в книге Г. Иванова, что непосредственно вытекает из эстетических позиций того кружка, к которому он принадлежал.

Тот род синтеза, который характерен для стихов Николая Гумилева, часто также включает в себя прозаизацию поэзии. Суть гумилевской прозаизации можно обрисовать на примере цикла «Капитаны». Прежде всего, четыре стихотворения, образовавшие цикл, включили в себя в «переплавленном» виде образность и сюжетику всей европейской приключенческой «пиратской» прозы – то есть и романов капитана Марриэта, и «морских» романов Фенимора Купера, и «Пирата» Вальтера Скотта, и в особенности романтиков второй половины XIX века – то есть, конечно, и «Черного корсара» Эмилио Сальгари, и «Грабителей морей» Луи Жаколио, и, наконец, «Острова сокровищ» Роберта Стивенсона. Гумилев создает поэтический образ созданного прозаиками литературного мира, опираясь на обобщение наиболее характерных деталей, присущих такой прозе. Его капитаны снуют по всему земному шару («на полярных морях и на южных»). Это капитаны всех профессиональных оттенков – и китобои («острогой железной настигать исполинских китов»), и военные моряки (или все, кто готов во всякий момент к вооруженному отпору – «на вражьи фелуки неожиданно бросить фрегат»), и, разумеется, всевозможные корсары и флибустьеры. Кроме того, цикл обращен и к сюжетике великих морских путешествий и открытий – второе стихотворение прямо воспевает жизнь и деятельность известных из истории великих «капитанов»: