Маргарита Громова - Русская современная драматургия. Учебное пособие

Вообще, надо сказать, название «голубой» по отношению к данному циклу пьес может быть принято лишь весьма условно, ибо эти произведения далеки от солнечности и беспечности в изображении жизни, точно так же, как их финалы – от «хеппи энда». Не удивительно, что эти пьесы Арбузова, названные им «комедией», «водевилем-мелодрамой», «представлением», театрами трактуются подчас как серьезные психологические драмы. Так произошло, например, со «Старомодной комедией» в парижском Театре комедии на Елисейских полях. «Я не ожидал такой драматической версии, – говорил о спектакле Арбузов. – В Москве пьеса смотрится как эксцентрическая комедия. В Англии в Шекспировском театре зрители тоже много смеются… Весьма своеобразна постановка пьесы и в Вашингтоне, где ее почему-то назвали „Мы кувыркаемся“… А здесь я видел серьезный спектакль… В Париже оказалось, что моя вещь „тянет“ и как драма» [49].

В пьесе действуют двое. Он и Она. Лидия Васильевна Жербер (ей нет еще шестидесяти) и Родион Николаевич (ему шестьдесят пять). О чем пьеса? – О старости. Но и о молодости тоже, о молодости души и сердца. А. Арбузов рассказывал, что замысел ее возник пол впечатлением встречи с «милыми старичками» на Арбате. «Им было лет по шестьдесят. Они шли, заботливо поддерживая друг друга. Добрые, аккуратные… И что всего интереснее – они хохотали… смеялись, как очень счастливые люди. И я вдруг понял, как много теряют их ровесники, думая, что жизнь кончена…» [50]Подобный дуэт уже был заявлен в водевиле «В этом милом старом доме», где Раиса Александровна Гусятникова в свои 68 лет ведет себя, по ее собственному признанию,«как какая-нибудь тридцатипятилетняя девчонка», подстать ей и 70-летний Эраст Петрович, восторженный влюбчивый романтик. Как ни парадоксально, «Старомодная комедия» поднимает вечную тему первой встречи, зарождения нежного чувства любви.

Она. Я не смогла… вот ужас… Я отпустила такси.

Он. (тихо). Спасибо…

Она. Не знаю, что тебе сказать.

Он. Ничего не говори (Помолчав, улыбнулся). А знаешь – я чуть не умер.

Она. Да… Смешно… Наверное, всю мою жизнь я только и делала, что шла тебе навстречу (1, 382).

Лишь в самом финале прозвучит признание, а до этого, на протяжении всего «представления» герои, пожилые люди, боясь обнаружить свои чувства, говорят не о том, они целомудренны в уважении к прошлому друг друга. Ведет этот дуэт Лидия Васильевна – тонко, умно, виртуозно, постоянно чувствуя состояние собеседника, переводя в нужный момент разговор в другое русло. У обоих нелегко сложились судьбы, оба пережили ужасы войны, утрату близких. Но уверены, что «жить на свете, в общем-то, довольно любопытно».

Она. Я кассирша… И представляете – мне тоже живется довольно весело… Вокруг очень живой народ. И общественная жизнь кипит ключом… И совершенно, совершенно нет свободного времени. Очень, в общем, весело. (Помолчав). Только вот иногда придешь вдруг домой, и как-то никого Нет… как-то пусто… Ну, невесело как-то (1, 345).

Он. Я постоянно окружен множеством людей… Врачу открыто то, что совершенно неизвестно простому смертному… Казалось бы, чужие судьбы. Но стоит тебе как врачу в них вмешаться, и они уже становятся в какой-то мере и твоими… О каком же одиночестве может тут идти речь?.. (1, 346).

Хотя и он проговаривается, что по вечерам испытывает чувство одиночества, когда поднимается в пустующую комнату дочери и подолгу слушает, ни о чем не думая, как шумит море.

Они не из тех, кто ноет и жалуется на судьбу. Напротив, их воспоминания о прошлом – не столько ностальгические воздыхания о том, чего никогда не вернуть, сколько путешествие в бурную, радостную молодость свою и всей страны. «Жить долго не фокус. Жить интересно – вот задача» (1, 358) – в этом они солидарны, так же как и в неутомимом желании радоваться жизни; они не утратили способности удивляться, восхищаться красотой природы. музыкой.

Виктоша в «Сказках старого Арбата» вспоминает о своих родителях – «старомодных чудаках», которые «умерли в один и тот же год, наверное, потому, что одному без другого было просто нечего делать». – «Счастливцы. Завидую», – отвечает Федор Балясников (2, 331). Счастливцами, достойными зависти, можно назвать и героев «Старомодной комедии» уже потому хотя бы, что на долгих, трудных и запутанных дорогах жизни они сумели найти друг друга. По мнению Арбузова, удивительно тонко почувствовали пьесу французские исполнители Эдвиж Фейер и Ги Трежан. «Пожалуй, это лучший спектакль по моей пьесе, который я видел на западной сцене, – говорил он. – Мой бог, как они были благородны на сцене! Не вымаливали успеха у публики. Играли почти незаметно. Еле-еле. Чуть-чуть. Они только намекали. Без малейшего старания. Немножко шаловливые, но полные достоинства… не думая о зрителе, подолгу молчали и смотрели друг на друга. И я в зале… догадывался, догадывался, догадывался… Это было счастье» [51].

Итак, лирические комедии «голубого периода» – по существу своему ностальгические, хотя и светлые раздумья о важных проблемах человеческого общения.

«Жестокие игры» (1978), «Вечерний свет» (1973–1974), «Воспоминания» (1980) сам автор объединяет в цикл «Драматический опус». Добавив сюда последние пьесы Арбузова «Победительница» (1983) и «Виноватые» (1984), можно сказать о повороте драматурга к особому, новому качеству пьес, более острых, жестких по содержанию, более притчевых по форме, чем все ранее написанное.

«Жестокие игры» сразу обратили на себя внимание необычной для писателя резкостью постановки проблем, во многом новых для него. «Я всегда считал, что обязан описывать свое поколение, – рассказывал А. Арбузов в связи с написанием пьес. – Был молодой – писал о молодежи. Потом мое поколение стало взрослеть, повзрослели и мои герои. Они старели, и я старел, начал писать о старых людях… Но что случилось? В студии молодых драматургов, которой я руковожу, все моложе меня. И они пишут о своих сверстниках. О таинственном поколении двадцатилетних. Вот и взяла меня зависть: „Черт-те! А интересно – мог бы я о молодых написать? Понять их, современных, уже других?“ [52]

Эпиграф из Э. Олби о „поддерживающих за ручку“ и учащих уму-разуму, а также прозрачно заявленная в сюжете пьесы линия взаимоотношения детей с родителями, семьей, дала повод критике определить пьесу как очередной разговор на тему „отцов“ и „детей“. Однако самый текст пьесы, да и автор в своих выступлениях утверждают иную, более общую и более трудную нравственную задачу, созвучную нашему времени и волнующую не только русских писателей. „Скорее, эта пьеса – об ответственности любого из нас за того, кто рядом, – говорил драматург. – Вот представьте себе: на вершине горы стоят несколько человек. Внизу – пропасть. Если один толкнет другого, тот упадет и погибнет. Хотелось передать именно то ощущение зависимости людей друг от друга, когда иное неосторожное движение, слово могут оказаться губительными“ [53].