Тимур Радбиль - Основы изучения языкового менталитета: учебное пособие

Мифологический тип познания долгое время был единственным предшествующим религиозному, научному и философскому. Поэтому и мифологическая функция языка также долгое время была преобладающей, и не случайно в языке остались следы такого понимания мира. Т.В. Цивьян излагает концепцию Ж. Рудхарта, известного исследователя античной культуры, в которой излагается сам механизм языковой передачи мифологической информации. Выраженный с помощью банального языка миф включается в общепринятую лингвистическую структуру. Эта принадлежность мифа к банальному языку и к соответствующим ему структурам мышления является условием его существования как рассказа.

Миф, таким образом, реализуется как инструмент, который использует общепринятые лингвистические структуры и в процессе этой реализации подчиняется им для того, чтобы постоянно их взрывать. Кодируемые языком мифологические имена являются элементами кода в той степени, в какой они вписываются в общий лингвистический код греков. Приводя примеры слияния и одновременно опровержения, разделения комплекса миф – язык (Океан – это и океан в буквальном смысле слова, т. е. скопление воды, и в то же время нечто другое, поскольку он совершает действия, скоплению воды никак не свойственные), Ж. Рудхарт в определенном смысле имеет в виду ту же метафоричность языка, в которой полагает путь к мифологизации Кассирер.

В обыденной речи мы пользуемся не понятиями, а метафорами, избежать использования метафор мы не можем. И эта образная, эта метафорическая мысль представляется тесно привязанной к основной функции мифологического мышления, перед которой отступают другие функции языка, в частности эмоциональная. В более общем плане метафора является средством структурирования понятийной системы и видов повседневной деятельности, которой мы занимаемся. Изменения в нашей понятийной системе изменяют то, что для нас реально, и влияют на наши представления о мире и поступки, совершаемые в соответствии с ними [Цивьян 2006: 32–33].

В отечественном гуманитарном знании эти идеи развивал А.А. Потебня. На возможности образа обозначать бесконечное число свойств, признаков явления и тем самым в каком-то смысле отрываться от реальности А.А. Потебня строит теорию языкового мифа. Миф элементарный, по словам А.А. Потебни, есть слово. Его суть в том, что «образ переносится в значение», т. е. если предмет «туча» мы по ассоциации обозначили как «гора» (использовали такую внутреннюю форму), то нормальное мышление знает, что «гора» (образ тучи) – не значение «туча». Для мифа же «туча» именно отождествлена с «горой». При этом, в силу отсутствия возможности установить из опыта субстанциональное различие явлений и неразвитой способности к абстрактному мышлению, происходит своеобразное «перенесение свойства средства познания в само познаваемое»: «Миф состоит в перенесении индивидуальных черт образа, долженствующего объяснить явление, … в самое явление».

Причем, миф – не «болезнь языка», а единственно необходимое средство познания действительности длительное время развития (при недостатке чувственных данных). Как утверждает А.А. Потебня, самый научный современный ум назвал бы, а потом и счел облако коровой, если бы знал об облаке и корове столько же, сколько древний человек. Именно мифологичность как свойство языкового мышления породила «поэтичность», т. е. не познавательное, а эстетическое использование все тех же свойств слова мифологизировать мир.

В целом мифологизация языковой картины мира представляет собой способ неадекватного (с точки зрения рационального типа мышления) представления связей и отношений реальности (и соответствующего ему превращенного отображения шкалы ценностей) в словесном знаке, сопровождающееся семиотизированными нормами поведения.

Причем это не просто искаженное, фантастическое моделирование мира в словесном знаке, но особый акт творения в языковой картине мира иной действительности, служащий не столько для познания и интерпретации реальности, сколько для оправдания определенных сакральных установлений, для санкционирования определенного типа сознания, ориентации в мире и поведения. Ср. замечание О.М. Фрейденберг о том, что мир, видимый первобытным человеком, заново создается его субъективным сознанием как второе самостоятельное объективное бытие, которое отныне начинает противоречиво жить рядом с реальной, не замечаемой сознанием действительностью. Но это, видимо, во многом справедливо и для сознания современного человека.

В целом можно утверждать, что любая языковая картина мира – это картина мифологизованная.

Языковая картина мира, будучи содержательной основой знания о мире в языковом менталитете, представляет собой разновидность особым образом организованной концептуальной системы. В свою очередь каждая система обладает структурой, т. е. совокупностью устойчивых и закономерных связей между частями или элементами системы. Таким образом, закономерно возникает вопрос, что же можно назвать элементами, или единицами, этой концептуальной системы?

Понятно, что указанные единицы не имеют такой четкой оформленности, как известные нам единицы «внешней» по отношению к языковой картине мира системы естественного языка – морфемы, слова, словосочетания, предложения. Ведь единицы языковой картины мира – это прежде всего смыслы, идеи, схемы, мыслительные структуры, которые непосредственно не даны нам в опыте: их можно только попытаться реконструировать по внешним проявлениям с известной долей приблизительности и неточности.

Речь идет о некоем особом коде, своеобразном «языке» языковой картины мира, который не совпадает с обычным языком. Он располагает своими особыми единицами, которые после выхода работ А. Пайвио получили обобщающее название «ментальные репрезентации».

По мнению Е.С. Кубряковой, А. Пайвио полагает, что «в уме человека ментальные процессы могут быть опосредованы не только языком, т. е. вербальными формами, но и воображением и, следовательно, образами. Представление, пишет он, нередко определяется в словарях как нечто, данное уму: портрет, образ, картина и даже произведение искусства… – все это может быть осмыслено как репрезентация чего-либо». Так, мы знаем различие между елкой и сосной не потому, что можем представить их как совокупности разных признаков или как разные концептуальные объединения, но скорее потому, что легко их зрительно различаем и что концепты этих деревьев даны прежде всего образно.

Согласно А. Пайвио, все репрезентации могут быть расклассифицированы на картиноподобные (когда для представления чего-то используются картинки, образы, рисунки, схемы и т. п. – ср., например, ментальную репрезентацию в голове знакомых нам лиц и предметов и даже целых сцен) и языкоподобные (это все репрезентации языковых единиц – слов, их частей, предложений, клишированных конструкций и т. п., но, главное – пропозиций). Не вызывает, однако, сомнения, что самые важные концепты кодируются именно в языке, но при этом способ их кодировки не похож на вербально-языковое кодирование в системе языка.