Александр Хроленко - Введение в лингвофольклористику: учебное пособие

{А} Танцевать 5.Кто по мыслям танцевать? <2,165>; Со коленей меня снявши, Танцовать с собой просил. <4,314>; Я недолго танцовала, Милый руку больно жал… <4,314>; Я немного посидела, Танцовать с милым пошла. <4,315>; Я немного танцовала, Милый крепко руку жал. <4,315>

Существительное хоровод отмечено и в курских, и в архангельских песнях, но слово корогод '1. Устар. Собрание молодёжи на улице (с пением, плясками, игрой на гармони и т. п.)'; 2. 'Группа, кучка, небольшое собрание людей' – только в курских песнях.

{К} Корогод 7.У батюшки у ворот Стоял бабий корогод <3,586>; Он на улицу выходил, К корогоду подходил, Увесь корогод раскорил, А свою жену похвалил…<3,586>; У корогоде молодец, Не холостой, а женатенький…<3,586>; Всему миру каза-ла, Всему миру-народу – Девичьему карагоду! <4,19>; Выйду я на улицу, Разыграю карагод…<4,108>; Уж я выду на улицу, стану в карагоде…<5,420>

Словообразовательная асимметриявидится тогда, когда в одинаковых сюжетных позициях курские песни выбирают слово узел, а архангельские – узелок. Ср.

{К} Узел 5.Во платочку три узла: Первый узел – василёк, Другой узел – маков цвет, Третий узел – люб-трава <4,234>; То голову чешет, то косу плетет, То алую ленточку воплетывает, Немецкие узлы завязывает! <5,110>.

{А} Узелок 4.Я ронила горючи слезы из глаз, Я ронила в полотняный белый платок, Завязала во немецкий узелок… <2,441>; Мы завяжем цветок Да во тальянский во платок, Во тальянский ли платок, Во немецкий узелок… <5,13>; Мы положим узелок Да на кроватку в уголок… <5,13>; Мы развяжем узелок, Да посмотрим на цветок… <5,13>

Лебединый, лебёдка, лебёдушка, лебедь – эти слова достаточно активно используются в песенных текстах обоих регионов, однако только в курских песнях найдём существительное лебедек:

{К} Лебедек 11.Лебедь мой, лебедек, Да лебедушка белая! <2,430>; Лебедь мой, лебедек, Да лебедушка белая! <2,430>; Лебедь мой, лебедек, Да лебедушка белая! <2,430>; Лебедь мой, лебедек, Да лебедушка белая! <2,430>; Первый у нас лебедек, Лебедек – Иванушка…<4,107>; Другой у нас лебедек, Лебедек – Михайлушка…<4,107>; Третий у нас лебедек, Лебедек – Фили-пушка…<4,107>; Лебедек у нас – Семенушка, Беленький Иванович.<4,108>. В кубанских песнях отыскалось слово лебедик.

Если в архангельских текстах словоупотребление ладо единично:

{А} Ладо 1.Свалился твой ладо Со новых сеней! <2,622>, то в курских отыщутся однокоренные существительные:

{К} Лад 2.Мил сердечный друг, милая ладушка, Да и тот со мной не в ладу живёт, Не в ладу живёт и не в совести.<2,475>. Ладо 3.Мое ладо ревниво <2,516>; Как меня ладо будет бить… <2,516>; Ой, и свет мое прежнее ладо, Я котораго попреж сего любила…<3,206>. Ладушка 5.Мил сердечный друг, милая ладушка … Милая ладушка, обернись ко мне! <2,475>; А милая ладушка, А белая ластушка, Во след гонится.<2,509>; Иде батюшка журливый, Мой ладушка ревнивый…<2,518>; Шлёт ко мне ладушка одного посла – Шелковую плеть <2,633>.

Если в сравниваемых корпусах текстов одно и то же существительное определяется разными постоянными эпитетами, то можно говорить об атрибутивной асимметрии. Ср.

{К} Кафтан 6.У зеленом кафтане, Рубашка тонкая <3,262>; На детинушке зелен кафтан…<3,390>; Через тихий Дон поплыть, – Зелен кафтан намочить.<3,465>; Он во зеленом кафтане .<4,673>; Зелен кафтан моего друга на столе лежит.<5,702>; Зелен кафтан изодрал, по заборам лазючи.<4,704>

{А} Кафтан 7.Конички вороные, Извощички молодые, На них кафтаны голубые.<2,185>; Туда шел-прошел детинка уборненький, Уборненький детинка, снарядливый: Голубой на нем кафтан, полы машутся.<3,457>; Туды шел-прошел детина, голубой на нем кафтан .<3,458>; Тут и шел-прошел детина, голубой на ем кафтан .<3,459>; Головка с кудрями, Синь кафтан со сборами.<4,82>; Надо синь кафтан со сборами, Кушак полосами.<4,357>; Там и шел-прошел детинка, Голубой на нём кафтан, Голубой, с галуном…<4,416>.

Возникает интересный культурологический вопрос, почему на севере кафтан голубой или синий, а на юге – зелёный.

Видимо, можно говорить и о валентностной (сочетательной) асимметрии, когда одно и то же прилагательное в обоих корпусах различается набором определяемых существительных. Так, эпитет кленовый в архангельских тестах определяет единственное существительное ворота, а в курских – лист, горенка, ворота. Каменной в архангельских песнях (всего 1 с/у) предстаёт только Москва, в курских (8 с/у) – палата, гора, стена, Москва. В курских песнях ярый хмель, в архангельских – ярый воск.

Наши материалы, кажется, подтверждают правоту замечания Путилова о том, что в поисках диалектных различий не следует искать доминанту, нечто необычное, выдающееся из привычного набора признаков. Следует анализировать специфику «общеизвестного» и широко распространённого. Фольклорный репертуар зон и локальных очагов может не обладать доминантой, а характеризоваться обыденностью, ординарностью [Путилов 2003: 158-163].

Бобунова М.А., Праведников С.П., Хроленко А.Т. Проблемы фольклорной диалектологии. Курск: КГУ, 2003.

Гильфердинг А.Ф. Олонецкая губерния и её народные рапсоды // Онежские былины, записанные А.Ф. Гильфердингом летом 1871 года. 2-е изд. Т. 1. СПб., 1894.

Жирмунский В.М. Методика социальной географии (Диалектология и фольклор в свете географического исследования) // В.М. Жирмунский. Фольклор Запада и Востока. Сравнительно-исторические очерки. М.: ОГИ, 2004.

Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура; In memoriam. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2003.

Толстой Н.И. Язык и народная культура: Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995.

«Жизнь языка открыта всем, каждый говорит, участвует в движении языка, и каждое сказанное слово оставляет на нём свежую борозду» [Мандельштам 1987: 179]. Язык и традиционная культура считаются феноменами массовыми и в силу этого анонимными. Однако в XX в., когда в гуманитарных (да и не только) науках стала утверждаться антропоцентрическая парадигма, интерес исследователей с массы носителей языка и культуры переместился на личность.

Известный американский лингвист и культуролог Э. Сепир утверждал, что два человека одного поколения и одной местности, говорящие на одном и том же диалекте и вращающиеся в той же социальной среде, никогда не будут одинаковы по складу речи, они говорят на слегка различающихся диалектах одного и того же языка, а не на одном и том же языке. Правда, индивидуальные различия речи молчаливо «корректируются» или «уничтожаются согласованностью обычая», но никогда не устраняются полностью и дают начало территориальным диалектам. Начало всех изменений (дрейфа) в языке начинается с идиолекта – речи индивида. По Сепиру, территориальные диалекты – это лишь проявление в социализированной форме универсальной тенденции к индивидуальному варьированию речи [Сепир 1993: 143–144].