Александр Пеньковский - Очерки по русской семантике

5.0. Можно предполагать, что в таких условиях указанные выше противопоставления должны принимать вид контрастов , а единство номинации должно порождать тенденцию к сглаживанию контрастов и снятию противопоставлений. Если это справедливо, то можно априори предположить, что действие этой тенденции должно сказываться прежде всего на признаках патронимического имени, ослабляя или даже устраняя в нем все то, что нарушает его антропонимическую цельность. Очевидно, что такие нарушения связаны как раз с характерными для патронимических имен при-знаками мотивированности значения и образования.

Разумеется, пока в обществе действует патронимический принцип наречения второго имени, эти признаки не могут полностью перестать осознаваться. Этому препятствуют как экстралингвистические, так и лингвистические факторы. Показателен в этой связи самый термин – отчество (ср. устар. отечество, отцеименное или отечественное имя). Ср. также формулировку вопроса об отчестве: Как вас по батюшке?

Этим объясняется возможность использования патронимов в составе двухкомпонентных именований как средства шутливой характеристики предметов по тем или иным их внешним связям, которые могут осмысляться как отношения родства, подчиненности и т. п. Таковы, например, отношения рода и вида. Ср. именование Софа Дивановна (о софе) в рассказе Феликса Кривина «Диваны, не помнящие родства» (Ф. Кривин. Полусказки, Ужгород, 1964) или принятое в коллективе конструкторов гигантского транспортирующего корабля «Мрия» и транспортируемого космического корабля «Буран» шутливое именование этой связки «Мрия Бурановна» (Правда, 25 мая 1989 г.). Ср. также в шутливом именовании собаки: «Все уехали на юбилей Жуковского, только Антонина Дмитриевна Блудова и Урика Дворняжковна Собакина остались дома: одна потому, что была больна, другая потому, что по своей собачьей натуре не имеет духу покидать больную…» (А. Д. Блудова – В. А. Жуковскому, 29 января 1849 // Русский архив. 1902. Кн. 2. Вып. 6. С. 351). Таковы же отношения между произведением и его творцом (ср. использование слов дитя, чадо, первенец и др. под; по отношению к порождениям духовной и вообще творческой деятельности человека). Например: «Дщерь же моя теперь Фелица Гавриловна скачет по городу, подымя хвост, и всяк ее иметь желает» (Г. Р. Державин – В. В. Капнисту, 11 мая 1783 г.). Ср. также Весна Викторовна в названии стихотворения и одноименного поэтического сборника поэта Виктора Бокова (М., 1964).

Но указанные признаки не могут также и оставаться все время в светлом поле сознания даже самого носителя данного патронимического имени (не говоря уже о его ближнем и дальнем окружении), поскольку основная функция этого имени – быть дифференцирующим и идентифицирующим именем, а не средством выражения родственных отношений.

Поэтому признаки мотивированности патронимических имен подвергаются ослаблению и существуют как бы между жизнью и смертью, возвращаясь в сознание, актуализируясь только в случаях особой необходимости или при особо благоприятных для этого условиях. Так, даже в ситуации, когда, не зная патронимического имени лица, к которому нужно обратиться, мы говорим: «Простите, не знаю Вашего отчества», связь «отчество ↔ имя отца» не прорывается обычно с периферии нашего сознания. А тот, чье отчество нас интересует, называет его, также не вспоминая о своем отце и его имени.

Поэтому ответная реплика типа «Моего отца зовут (звали) имярек» возможна лишь в коллективах, где именование взрослых лиц осуществляется в норме по однокомпонентной (личное имя) или двухкомпонентным (имя + фамилия, имя + прозвище и др.) моделям и потому отчество сохраняет всю силу и свежесть патронимического значения, либо же (при стандартном типе именования) имеет нарочито-искусственный характер и вызывается особым экспрессивным заданием. Ср.: «– Обо мне уже, наверное, слышали, – спросила она. – Бабкой Груней меня зовут. – Слышал, – сказал Зимарин, – вот только отчества не знаю. – Бабка Груня покачала головой, будто о чем-то не о том спросил ее Зимарин… – Зовут меня все так – бабка Груня. А отца моего Сергеем звали… Сергеевна я. Да уж привычней, когда бабкой Груней кличут…» (П. Кочурин. Вещие зори, 14); «Аристарх Гребенников не принял это всерьез, не бросил панибратского тона: – Ты будь спокоен, я беру руководство на себя! – Обойдусь… – Да ты что, Парфен! – Ты, надеюсь, не забыл еще, что моего отца Тимофеем зовут пока что… – Вот теперь до меня дошло… Я темный, и забыл, что вас по имени и отчеству с этого дня величать надо!..» (А. Кривоносов. Гори, гори ясно).

Понятно, что вторичная актуализация мотивированности отчества осуществляется обычно в режиме обратного словообразования как восстановление имени отца в тех случаях, когда отчество привлекает к себе особое, рефлектирующее, внимание своей необычностью в том или ином отношении, под давлением тех или иных ассоциаций или в связи с факторами экстралингвистического характера.

Ср., например, ситуацию, описанную М. Цветаевой в рассказе «Кирилловны»: «Существовали они только во множественном числе… и все на одно лицо… И имя у них было одно, собирательное, и даже не имя, а отчество: Кирилловны… Почему Кирилловны? Когда никакого Кирилла и в помине не было. И кто был тот Кирилл, действительно ли им отец, и почему у него было сразу столько – тридцать? сорок? больше? – дочерей и ни одного сына?… Теперь бы я сказала, что этот многодочерний Кирилл существовал только как дочернее отчество…»

Или, например, в рассказе В. Шефнера: «Счастливый неудачник»: «Эту пожилую женщину звали так: Татьяна Робинзоновна Эрколи-Баскунчак. Я сразу же спросил, кем ей приходится Робинзон Крузо, и она сердито ответила, что никем и не я первый задаю такой глупый вопрос».

В этой связи становится понятным использование А. И. Герценом отчества Семенович применительно к Николаю I для выражения намека на то, что Павел I не был его отцом (А. И. Герцен – М. К. Рейхель, 29 февраля 1855 г.). Ср. также: «Как рассказывал некий Дмитрий Васильевич: “Все можно доверить другу и приятелю, только не доверяй ему своей жены. Сына моего напрасно называют Дмитриевичем : стоит взглянуть на него, чтобы видеть, что он Владимирович. Истинный друг и жену мою любил по дружбе, как свою собственную”» (Рассказы бабушки, записанные Д. Д. Благова Л., 1989. С. 139).

В обычных же условиях связь «имя отца → отчество детей», определяющая механизм порождения отчеств в акте наречения, и обратная связь – «отчество лица ← имя его отца», отражающая мотивированность значения и образования отчеств, находятся за порогом нашего сознания.