Александр Пеньковский - Очерки по русской семантике

5.1. Отчество, таким образом, обнаруживает тенденцию к тому, чтобы стать вторым личным именем, и по существу уравнивается с первым, отличаясь от него лишь местом, занимаемым в составном именовании.

Отсюда возможность рассмотренных выше трансформаций типа Козьма-Демьян > Козьма Демьянович, Христофор Теодор > Христофор Фёдорович и т. п.

Отсюда же – обычные ошибки в личных именованиях, связанные с меной основ первого и второго имени (Иван Павлович вместо Павел Иванович и наоборот) и свидетельствующие о том, что усвоение именования начинается с запоминания основ его компонентов при относительном безразличии к их месту, к их положению в модели. Соответственно в ситуации припоминания забытого имени память восстанавливает прежде всего компонирующие основы, ошибаясь в их локализации. Ср.: «– О, глядите, и Варфоломей Сергеич… – Сергей Варфоломеевич, – поправил Григорий Назарович. – Ну, это я извиняюсь, – не сильно смутился председатель колхоза. – Редко видимся…» (П. Нилин. Знакомство с Тишковым). Явление это настолько обычно, что рассеянных людей приходится специально предостерегать о возможности такой ошибки: «В. Каменский говорил мне, зная мою рассеянность: “Смотри, не спутай имя-отчество Анатолия Васильевича <���Луначарского>, не скажи – Василий Анатольевич…: ” » (М. А. Лентулова. Воспоминания). Ср. в этой связи также былинные варианты типа Змей Тугаринович и Тугарин Змеевич, Дунай Иванович и Иван Дунаевич и т. п., естественно возникающие в условиях устного бытования былин. [161]

Заслуживает быть отмеченным и прием шутливой характеристики лица при помощи апеллятивов или антропонимов с нарицательно-характеризующим значением, замещающих на равных правах либо первое имя, либо основу второго. Ср.: «Дорогая графиня Прелесть Александровна!» (В. А. Жуковский в письмах к Софье Александровне Бобринской // «Прометей». Вып. 10. М., 1974. C. 271), Бейрон Сергеевич вместо Александр Сергеевич (В. А. Жуковский – А. С. Пушкину сентябрь 1825); Калибан Венедиктович вместо Фаддей Венедиктович (А. С. Грибоедов – Ф. В. Булгарину, лето 1826); Ловлас Николаевич вместо Алексей Николаевич (А. Пушкин – А. Н. Вульфу, 16 октября 1829), Пиндар Романович вместо Гаврила Романович (<���граф А. Хвостов о Державине> Русская старина, 1878. Кн. 9. С. 118); Юпитер Григорьевич вместо Николай Григорьевич (<���о Н. Г. Рубинштейне> Н. Ф. Мекк – П. И. Чайковскому, 14 января 1880). И с другой стороны: Николай Гомерович вместо Николай Иванович (В. А. Жуковский – Н. И. Гнедичу, 1827), Леонид Лоэнгриныч вместо Леонид Витальевич (<���о Л. В. Собинове> – В. Маяковский, Сергею Есенину, 1826) и мн. др. под. [162]

5.2. Таким образом, пусть эфемерно, пусть на время и для определенных условий функционирования, но отчество освобождается все же от апеллятивных элементов значения, от избыточных для антропонима признаков мотивированности значения и образования.

В связи с этим суффиксы – ович, – овна и их варианты утрачивают свое патронимическое значение и получают служебно-техническую функцию – функцию суффиксов личного имени, занимающего в составном именовании лица второе место. Значение отчеств при этом становится значимостью, а образование – остаточной членимостью, подобно тому, как это характерно для фамильных имен различных регулярных типов. [163]

Отсюда – возможность самостоятельного употребления отчеств в эллиптированных реализациях двухкомпонентной модели «имя + отчество» и их способность соединяться с квалификаторами типа дядя ( дяденька), тетя (тетенька) и т. п. Ср.: «…ветер набросился на нее <���Катюшу Маслову>, срывая с головы ее платок и облепляя с одной стороны платьем ее ноги. Платок снесло с нее ветром, но она все бежала. – Тетенька Михайловна! – кричала девочка, едва поспевая за нею. – Платок потеряли!..» (Л. Н. Толстой. Воскресение, 1, XXXVII, 1899); «В доме Голутвина все без исключения Мельникова называли Витальичем. Даже дочь – дядя Витальич» (О. Попцов. И власти плен, XVIII). Отсюда же последующее использование их в качестве образца соответствующей трансформации фамильных имен. Ср. широко распространенные в известных ситуациях общения и столь же широко отраженные в языке художественной литературы трансформации типа Бекетов → Бекетыч (С. Дангулов. Кузнецкий мост), Собачаров → Собачарыч (В. Шефнер. Змеиный день), Катасонов → Катасоныч (В. Богомолов. Иван) и т. п.

Образование подобных трансформов также и для фамилий со стандартными лично-именными антропонимическими основами типа Егорыч < Егоров, Романыч < Романов и т. п., а также для личных имен и их уменьшительно-ласкательных производных ( Ми х алыч < Михаил, Димыч < Дима) [164]еще более подрывает принцип единственности, предопределенности отчеств и создает для них – пусть только в неофициальной сфере – хотя бы эфемерную возможность выбора, т. е. тот самый признак, наличие которого принципиально отличает первое личное имя от всех других типов антропонимических единиц.

Дальнейшее развитие описанных выше отношений связано с таутонимическими реализациями рассматриваемой модели.

6.0. Таутонимические реализации представляют особый интерес, поскольку тождество основ личного и патронимического имени создает особые отношения между ними, существенно отличающиеся от отношений между компонентами гетеронимических реализаций, рассмотренных выше.

6.1. Обусловленные экстралингвистическим обычаем наречения сына (как правило – старшего сына, в редких случаях также и дочери) по отцу, таутонимические именования типа Иван Иванович, Александра Александровна и т. п. отличаются тем, что мотивированность выбора как признак первого личного имени получает в их составе открытое, эксплицитное выражение:

Очевидно, что в именованиях типа Иван Иванович выбор имени мотивирован именем отца (Иван Иванович с точки зрения изначальных отношений значит ‘сын Ивана, названный в его честь Иваном’ [165]) и, следовательно, мотивированность этого выбора выражена именем Иван в основе отчества.

6.2. Этим, однако, не исчерпывается специфика таутонимических именований. Другая важная их особенность состоит в том, что личное имя, повторяющее имя отца его носителя, дополнительно мотивирует образование отчества. Учитывая это, отношения между компонентами таутонимических именований следует представить более полно, чем это показано на схеме (2).