Александр Вурдов - Кандзявые эссе

[不 - Не... Бес... Без... ФУ_(-) 4 (一 (1) один)]

Основное предназначение данного кандзи - отрицать то, что следует за ним:

辛 (сати) - счастье → 幸不 (фуко:) - несчастье;

和 (ва) - согласие → 不和 (фува) - нелады;

足りる (тариру) - хватать → 不足 (фусоку) - недостаток, нехватка, дефицит;

上首尾 (дзё:сюби) - удача, успех → 不首尾 (фусюби) - неудача, провал;

調和 (тё:ва) - гармония → 不調和 (футё:ва) - дисгармония;

服する (фукусуру) - подчиняться → 不服 (фуфуку) - несогласие, неодобрение;

平らな (тайрана) - спокойный, ровный → 不平 (фухэй) - недовольство, ропот, жалоба [512] 不平を鳴らす (фухэй о нарасу) - ворчать, роптать; 不平である (фухэй дэ ару) - быть недовольным; 不平冢 (фухэйка) - ворчун, брюзга. ;

発 (хацу) - счёт выстрелов → 不発 (фухацу) - осечка;

抜く (нуку) - вытаскивать → 不抜の (фубацу но ...）- несокрушимый, непоколебимый, неустрашимый;

日 (хи) - день → 不日 (фудзицу) - на днях.

Внешне иероглиф 不 достаточно прост: перед нами похожая на маленькую птичку стрелка, которая упирается в какое-то препятствие, останавливающее её движение (отрицающее её направление). Самое же интересное состоит в том, что с этим кандзи мы заочно уже знакомы по тем эссе, в которых говорилось о способе отрицания глаголов через «-дзу». Оказывается, давным-давно этим символом как раз и отмечалось то самое «-дзу», но поскольку этот кандзи по своей природе всегда должен стоять в начале слова, а не в конце, то поэтому и запись была довольно-таки оригинальной: 不知 - именно так выглядело когда-то на письме знакомое нам «сирадзу» (не зная). В какой-то степени это был пик иероглифической условности, ибо не верь глазам своим. Мы уже как-то привыкли к тому, что при взгляде на записанное иероглифами слово не всегда знаешь как его прочитать, но в этом случае надо было не только воспроизвести увиденное, но воспроизвести, предварительно переставив в уме местами прочитанные кандзи (不知 → 知不 → 知らず). К счастью, японские боги смилостивились и исправили откровенную нелепость. Сегодня иероглиф 不 для записи глаголов в отрицательной форме уже не используется, а пресловутое «-дзу» записывается исключительно знаками каны (知らず).

Примеры из предыдущих глав показали, что в области смысловой идентификации тех или иных иероглифических элементов и ключей сложилась непростая и зачастую запутанная ситуация. Мало того, что мы не всегда в состоянии определиться с точным значением того или иного компонента иероглифа, так ведь ещё и не всегда известно, чем некоторые из них отличаются один от другого.

Насколько мала и, казалось бы, несущественна разница, например, между символами 寸 и 弋. Как только не называют в литературе элемент 弋: и копьё, и алебарда, и рогатина, и топор, и церемония. А если к знаку 弋 добавить ещё одну чёрточку, то получится нечто (戈), что тоже называют то копьём, то алебардой, то ещё чем-то эдаким колюще-рубящим. Становится непонятно, чему верить и на что, собственно, опираться при запоминании. Где, спрашивается, искать истину?

Такое разночтение имеет место из-за попытки классификаторов учесть прошлое каждого из этих элементов, с одной стороны, и, с другой стороны, привязать эти знаки к наиболее значимым в смысловом отношении иероглифам, в которые эти компоненты входят. Именно так и происходит с ключом 弋, которому даже японская система названии ключей присваивает заимствованное у кандзи 式 [513] 式 (СИКИ_сики) - церемония, акт, торжество. значение «церемония».

Для нас на данный момент важно только то, что является очевидным фактом: все эти и прочие подобные элементы (弋, 戈, 戊, 式, 武 и так далее) - суть производные одного знака 弋. Даже если довериться аналогии со знаком 寸, который напоминает руку, то в знаке 弋 видна та же самая рука, только запечатлённая в движении. Не вызывает сомнения, что здесь мы имеем дело с броском некоего метательного оружия, вернее, с великолепно выполненной графической стилизацией на заданную тему.

Даже не имея перед собой умных (желательно японских или китайских) источников, которые могли бы подтвердить или опровергнуть это предположение, трудно усомниться в пружинящей стремительности самого знака 弋, не вызывающей сомнения в его изначальной военной символике [514] Можно провести параллель с тем, как в авиации назначение самолёта волей-неволей определяет внешний вид самого летательного аппарата: от хищной стремительности коршуна у боевого истребителя до лебединой грации пассажирского авиалайнера. . При этом стоит обратить внимание и на тот факт, что фиксация на значении «оружие» (копьё или что-то в этом роде) не противоречит более широкому возможному смыслу - «церемонии», поскольку с древнейших времён до самых последних дней даже мало-мальски приличная церемония редко обходится без демонстрации оружия.

Мы уже не раз имели возможность убедиться, что при решении спорных иероглифических вопросов самой надежной «судебной» инстанцией являются сами иероглифы, поэтому, чтобы удостовериться в боевых качествах знака 弋, есть смысл к этим самым иероглифам и обратиться. Разложим довольно сложный иероглиф 武 на легко выделяемые взглядом компоненты.

Нетрудно заметить, что этот знак похож на выраженную скудными графическими средствами попытку остановить (止) копьё или какое-то другое оружие агрессора (弋) [515] «Агрессивную» направленность оружия подчёркивает взаимное пространственное расположение знаков: «останавливающий» расположен слева, а «копьё» падает справа, причём ещё и сверху. .

[武 - Военное дело БУ_бу 8 (止 (77) останавливать)]

武術 (будзюцу) - военное (боевое) искусство.

武士 (буси) - самурай, воин.

武士道 (бусидо:) - Путь воина (кодекс самурайской чести).

武者 (муся) - самурай (устаревшее). К радости тех мужей, которых жены в семейном кругу называют Мусями, ибо подтекст получается нетривиальный и неожиданный: «Муся, Мусенька, самурайчик ты мой миленький».

Имеется ещё одно внутрииероглифическое доказательство боевого назначения знака 弋, зафиксированное с документальной точностью в иероглифе «Коршун»: 鳶 птица (鳥), атакующая подобно пущенной стреле или копью (弋).

[鳶 - Коршун ЭН_тоби 14 (鳥 (196) птица)]

Хищное слово «тоби» интересно ещё тем, что так раньше называли пожарных. Известно, что в японских городах в условиях тесного расположения домов, которые к тому же состояли из легковоспламеняющихся дерева и бумаги, пожары являли собой постоянную угрозу. Пожарные же, вооружённые баграми и прочей разрушительной техникой, как стая коршунов (鳶のように) налетала на горящий дом и вмиг разбирали его, а чтобы предотвратить дальнейшее распространение огня на соседние домики, заодно разбирали и их. Ходила даже поговорка, что ещё неизвестно, кто больше бед приносил при пожаре - сам ли пожар или пожарники, его тушившие [516] Мещеряков А. Н. Книга японских символов. М.: «Наталис», 2003. . Пожарный (человек-коршун) - тот, который подобен коршуну - 鳶の者 (тоби но моно), а основным его орудием тушения пожара был 鳶口 (тобигути) - пожарный багор.